романтики и семьи. И не собираюсь тебя использовать, я хочу показать тебе, как можно жить по-другому.

Я открываю рот, чтобы выдать очередную тираду отчаянной боли, что так и вьётся у меня на кончике языка, но раздается звонок.

Влад вынимает телефон из кармана, нажимает на прием и уходит в другой конец яхты, чтобы я не слышала разговор. По любому звонит Манулов.

Как он посмел мне такое предложить? Как? Я что произвожу впечатление той, что может на такое согласиться? Почему первый человек кому я доверилась, растер мои зарождающие чувства в порошок и вдоволь на них потоптался?

С ним как на пороховой бочке. Всего три дня знакомы, а я эмоционирую так, будто на американских горках катаюсь.

И все чего добивался несколько лет мой тренер по рукопашке — в данный момент «летит коту под хвост», все мое самообладание трещит по швам. Я боюсь, что выплесну сейчас Владу все, что так встревоженно бьется в моей голове и потеряю его насовсем. Хотя, о чем это я, как можно потерять то, что тебе не принадлежит?

Вижу, как возвращается Влад. Жду, что он продолжит начатое, но он молча спускается к рулю и заводит мотор.

Вот так просто, не договорив и не дождавшись моего ответа? Приходится взять себя в руки, хоть немного остыть и только после этого спуститься к нему. Вижу, что яхта неумолимо приближается к берегу.

— Тебе не интересен мой ответ? — подхожу сзади, голос тихий спокойный, но внутри все-равно все кипит и плещется раскаленной лавой.

— Интересен, — не поворачиваясь, говорит Влад, — но сейчас надо торопиться, у нас рейс перенесли.

— Что? — теряюсь я, — на сколько?

— На 12:30 и мы уже должны быть на подъезде к аэропорту.

Понимаю, что у меня отняли время и снова злюсь.

— Влад, — трогаю его за руку, пока мы окончательно не сошли на берег и все предыдущие сутки не исчезли, как звезды с неба по утру.

— Да?

Молчу, потому что не знаю, как облечь в слова то, о чем думаю. Очень хочется спросить прилетит ли он еще. Но как о таком спрашивать, если только что он предложил быть мне его эскортом. От этого пауза затягивается.

— Я прилечу через две недели. Нужно будет осматривать новое оборудование, — сообщает так будто вопрос уже решен, — сходи за это время к гинекологу.

— Нет.

— Что значит, нет? — наконец, он удостаивает меня чести и смотрит прямо в глаза.

На солнце они приобретают оттенок голубого, от чего кажутся какими-то бездонными. Двухдневная щетина Влада делает его лицо более суровым и хищным. В момент, когда он повернулся я застыла, как кролик перед удавом.

— Ну, и?

Снова это безразличие и пренебрежение во взгляде. Или мне показалось? Как вообще так можно? Ночью быть самым мягким и ласковым на свете, а утром включать хищные повадки с напускным безразличием к окружающим. Как будто одолжение делает, что вообще говорит со мной.

— Нет, Влад, это значит — нет. Я не буду твоей игрушкой. Я не буду твоей собачкой на побегушках, даже если ты за это предлагаешь самый умопомрачительный секс на свете.

Как ни странно, но слова даются мне легко. Даже голос не дрожит. Я полностью отдаю себе отчет, что как только он уйдет, я буду выть от боли, но пока он рядом — дает мне сил, чтобы ему же и противостоять.

— Хорошо, отвечает и снова отворачивается от меня, смотря куда-то в даль.

И все? Больше он ничего не скажет? Меня так и подмывает схватить его и тряхнуть, чтобы не вел себя, как напыщенный индюк. Что это все значит?

Стою еще какое-то время и наблюдаю за ним. Правильные черты лица, красивый прямой нос, ноздри которого в данный момент спокойны, Влад даже не разозлился. Его совершенно не задел мой ответ. Ему что, совсем все-равно? Губы расслаблены и вся поза в целом говорит о том, что ему наплевать на меня. Поимел ночь, а завтра даже не вспомнит моего лица.

Понимаю, что стоять вот так и рассматривать его в упор неуместно, да и достоинство я все-еще не до конца растеряла. Поэтому как можно спокойнее разворачиваюсь и иду собирать свои вещи. Вижу блузку, которую он мне вчера купил и хочется ее тут же разрезать на лоскуты.

Хочется кричать и швырять вещи, но продолжаю делать монотонные движения. Скидываю его футболку, надеваю бюстгальтер, штаны и блузу. Больше идти не в чем. Собираю бутылки и ставлю в урну. Стираю крошки со стола. Мою сковороду и бокалы.

Когда чувствую толчок, понимаю, что яхта пришвартована, беру рюкзак и выхожу. Нас встречают все те же муж с женой. Адриана тут же что-то вручает Владу. Наверное, его данные, которые договорился забрать, а он доплачивает за лишний час.

Поворачивается ко мне.

— Ты сейчас куда?

Странный вопрос. Хочется фыркнуть и уйти, но стараюсь сохранять спокойствие. Перевожу взгляд на женщину и говорю по-испански, игнорируя вопрос Влада. Отплачиваю той же монетой.

— Я мусор собрала, оставила в каюте, не стала брать, ничего?

— Ой, что ты детка, все нормально, мы уберём. Хорошо отдохнули?

— Да, очень, спасибо вам, — улыбаюсь из последних сил, а ощущение, что меня душат, воздуха катастрофически не хватает, — вино было потрясающим.

— Ну, не зря ж его наш гений любил, да? — смеется.

— Согласна, — снова натягиваю улыбку, — была рада с вами познакомиться.

— Приезжайте еще, ладно? — Адриана вся светиться, когда ее невзначай обнимает муж.

Так и хочется сказать, что я живу здесь, но меня что-то останавливает.

— Конечно, мы еще не раз заглянем в этот райский уголок.

Все это время пока мы разговариваем с Адрианой, Влад не уходил. Просто отошел в сторону и ждал. Зачем, непонятно. Ему же на самолет спешить надо. Карта гостиничная есть или ему надо, чтобы я такси вызвала?

Прощаюсь с парой и подхожу ближе к Владу.

— Вам такси вызвать?

— Нет, я сориентировался, тут же совсем недалеко.

— Хорошо, тогда до свидания Владислав Романович.

Я делаю шаг, но Влад хватает меня за руку.

— Про оплату не беспокойся, ее уже давно перевели на счет вашей фирмы.

— Здорово, — пожимаю плечами, — тогда успехов в вашем бизнесе.

Снова делаю попытку уйти и снова Влад тянет меня обратно.

— Кира, я через две недели прилечу. И хочу снова видеть тебя нашим переводчиком.

— Извините Владислав Романович, но я больше не смогу с вами работать.

— Почему снова на «вы» и по отчеству? И почему не сможешь работать?

Непрошибаемый просто. Он реально не понимает или прикидывается?

— Потому что с