Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, тяжело оперевшись на подлокотник, граф Рено де Шатильон поднялся с кресла. Опытным взором бывалого воина он посмотрел на прибывших.
– Я рад видеть вас в моей крепости, – сказал он, – здесь, на полыхающей войной границе, я нуждаюсь в смелых и преданных людях, которые смогут преградить врагам путь к Иерусалиму. Края сарацин начинаются совсем недалеко отсюда, в ясную погоду их можно разглядеть со стен Керака, и нередко гудит на главной башне набат, возвещая о приближении неприятелей. В иные дни и моя тяжелая конница топчет сарацинскую землю и усмиряет их буйный нрав. Жизнь здесь нескучная и опасная, но дающая определенные возможности отважным людям: жены и золото врага достаются победителю – вот мой закон. И, как правило, всем хватает.
Он многозначительно замолчал и, окончив речь, опустился в кресло…
– Как показался тебе Рено де Шатильон? – спросил Арчибальд Максимилиана, когда они покинули залу.
– Трудно сказать, – отозвался тот, – мне кажется, он человек храбрый и прямой, хотя возможно – жестокий и грубый.
– А я увидел в нем старую хитрую лису, – сказал Арчибальд, – только хитрую лису и ничего больше. Хотя из его слов я заключил, что смогу получить здесь то, что мне нужно.
***
Быт в Кераке был аскетичным и простым. Крестоносцы жили в казармах, находящихся во внутреннем дворе цитадели, ели грубую пищу и спали на жестких кроватях. Дни были заняты хозяйственными работами в крепости и дозорными объездами приграничных земель.
Однажды Арчибальд, Максимилиан и с ними еще несколько рыцарей были отправлены к юго-восточным рубежам Трансиордании. Лазутчики утверждали, что сарацины собирают там силы и готовятся напасть на владения христиан. Если бы это подтвердилось, из Керака немедленно выступило бы войско, чтобы остановить угрозу.
Маленький отряд ехал к границе по каменистой равнине. Неприютная Палестина обступила крестоносцев со всех сторон, словно сарацинское войско, взявшее их в окружение. Ландшафты были унылы и однообразны. Лишь изредка безжизненное пространство оживляли небольшие оливковые рощи, но по мере продвижения к цели они встречались все реже.
– Я уже довольно давно в Палестине, – сказал один из сопровождавших Арчибальда и Максимилиана рыцарей, – но все не могу привыкнуть к здешней природе. Восток – это совсем не то, что Европа.
– Мудро подмечено, – усмехнулся Арчибальд.
– Действительно, Восток – это совершенно иное, – продолжил другой крестоносец. – Мы можем покорить его, можем даже уничтожить, но понять не сможем никогда и навсегда останемся здесь пришлыми чужаками. Сколько бы поколений христиан ни выросло на этих землях.
– К чему понимать Восток? – сказал Арчибальд. – Нужно завоевать его и превратить в Запад. Только и всего.
– Вряд ли это возможно, – осторожно возразил крестоносец, – поэтому, мне кажется, лучше оставить его таким, какой он есть…
– Что? Оставить как есть? – воскликнул Арчибальд. – Тогда не стоило сюда и соваться! А теперь обратного пути нет.
– В этом-то и трагедия, – проговорил крестоносец, – поверьте мне, я дольше вас в Палестине. Я знаю, о чем говорю.
– Что ж, может быть, – нехотя сказал Арчибальд. – Ладно, что мы об этом. К чему рассуждать, жизнь сама расставит все по местам. И Восток, и Запад, и нас с вами…
– Дай-то Бог, – сказал рыцарь.
– Если только он есть, – уточнил Арчибальд, – но хорошо, если так…
– А оно, я думаю, именно так, друзья, – неожиданно вмешался Максимилиан, – ведь не может быть, чтобы столько людей верили в то, что не существует. Мы жестоки, мусульмане жестоки, мы бьемся за то, во что верим, и в этом вся наша жизнь. Но и сарацины, и христиане – все мы попросту люди. И когда-нибудь война закончится, и, я верю в это, Бог простит всех – и крестоносцев, и мусульман…
– Ты всегда был мечтателем, Максимилиан, – задумчиво подвел итог Арчибальд. – И это неплохо, хотя и нехорошо…
Пустыня дымилась под солнцем. Легкий ветер поднимал к небу песок, развевая его по воздуху подобно шлейфу. Местность вокруг выглядела абсолютно безжизненной, но по-своему красивой. Здесь, в местах евангельских преданий, сердце настраивалось на особый лад, и окружающее безмолвие только способствовало тому. Дальше крестоносцы ехали молча, погруженные в свои мысли. Спустя еще несколько часов они вступили в земли ислама.
Ничего не изменилось вокруг, но рыцари знали, что теперь находятся на чужой территории, где каждую секунду можно ожидать нападения и смерти. Это заставляло держаться настороже и продвигаться вперед с большой осторожностью. Крестоносцы с удвоенным вниманием всматривались за каждый холм, чтоб случайно не наткнуться на сарацинских дозорных, так же, как и они, объезжавших свои границы. Однако пока им везло, и они никого не встречали. Рыцари уже собирались поворачивать обратно, как вдруг заметили невдалеке людей в восточных одеждах.
Крестоносцы находились на вершине небольшой возвышенности. У ее подножия пролегал тракт, по которому на верблюдах и лошадях медленно ехали сарацины. Сперва рыцари подумали, что это дозор, но, присмотревшись, они поняли, что, вероятнее всего, перед ними кортеж какого-то мусульманского вельможи. В окружении мамелюков и слуг богато украшенные кони везли закрытую повозку, громыхавшую на ухабах.
В голове у Арчибальда, лишь только он увидел их, мгновенно созрел авантюрный план. Крестоносец решил захватить в плен кортеж и того, кто в нем ехал, а затем, если это и вправду окажется знатный вельможа, отдать его мусульманам за большой выкуп и получить много-много сарацинского золота. Возможно, думалось ему, он мог зараз решить все свои денежные проблемы. Воображение рыцаря разыгралось.
– А что, друзья, не поразмяться ли нам? – еле сдерживая волнение в голосе, сказал Арчибальд. – Давайте разгромим эту процессию! Она движется почти без охраны, и сделать это не составит труда, зато будет что рассказать в Кераке. Кто со мной? – он вынул из ножен меч.
Крестоносцы и сами ощутили азарт, словно борзые, напавшие на след зайца. Напряжение, в котором они провели последние несколько часов, требовало разрядки, и небольшая заварушка могла стать неплохим завершением экспедиции перед возвращением в крепость.
– Почему бы и нет, – воскликнул Максимилиан, который с самого прибытия в Палестину ждал сражения, как мальчик первого поцелуя. Другие рыцари тоже поддались боевому задору. И через мгновение, пришпорив коней, крестоносцы бросились с вершины