«Похоже, кредит, выданный молодостью, уже исчерпан», — подумала Маша без особого сожаления и устремилась навстречу дочери.

По приходе домой Сонька отправилась спасать черепаху — кроме того, ей нужно было погулять с Гаврюшей. На скамейке сидела соседская кошка Клякса. Гаврюша кошек презирал и обычно был слишком занят чтением собачьих записок, но сегодня настроение у него было боевое, и Клякса едва успела вскочить на подоконник, уворачиваясь от клацающих зубов раззадоренного пса. Маша вернула контроль над ситуацией, пристегнув «рулетку». Клякса, потянувшись, подняла переднюю лапу и совершенно отчетливо покрутила ею у виска. Потом спрыгнула на сухой кусок асфальта под откосом и демонстративно перешла им дорогу. Маша суеверно повернула голову влево и сказала: «Тьфу-тьфу-тьфу!» — обдумывая стойкость языческих обрядов в сознании славян. Гаврик несся по Щербакову к Фонтанке, затем по-хозяйски вбегал во двор дома Толстого и сладострастно метил занюханный сквер. Вместо кошки здесь сидел подвыпивший дедок. Из окошка за его спиной доносились громкие голоса. Дедок погрозил кому-то пальцем и сказал, то ли обращаясь к Гавриилу, то ли сам к себе:

— И чего ругаются, дуры? Все им жизнь не нравится. — Гаврик понимающе рылся в куче жухлых листьев. — А что такое жизнь?

Вопрос вдруг взлетел в воздух и медленно стал кружить по периметру сквера, как гонимый ветром сухой лист. Дедок посмотрел на опустевшую бутылку, аккуратно поставил ее в урну и дал вразумительный ответ:

— Тысяча съеденных котлет.

Маша стояла с открытым ртом. Она хотела спросить дворового философа, откуда он знает точный текст почти забытого ныне романа писателя-символиста Алексея Михайловича Ремизова «Учитель музыки», но дедок исчез. Наверное, в подъезд зашел. А может, это он и был, постаревший, но бессмертный Корнетов, герой того самого романа?

— Все. Хватит приключений. Пошли домой, Гаврик. Не город, а кафедра философии.

Темнота тихо и вкрадчиво овладевала Петербургом. Она выползала из подвалов, струилась из щелей в стыках тесно подогнанных домов, развешивала кулисы в арках. Зажигающиеся фонари словно превращали все и всех в декорации Леона Бакста, на фоне которых обязательно должна быть показана чудесная пьеса на историческую или мистическую тему. Маша вспомнила, что скоро придет Стася, и побежала домой, обгоняя коротконого скотча.

Стася уже пила чай, терпеливо выслушивая мамины байки про конец света, а также отчет о припасенных килограммах муки, сахара и соли. Соня делала уроки. Отец смотрел телевизор. С тех пор как его, директора крупного химического предприятия, отправили на пенсию, он как-то вдруг сжался и потерял интерес к происходящему. Мама же, скромная домохозяйка, наоборот, увеличилась до гротескных размеров, наконец получив в свое домохозяйство достаточное количество рядовых. На скайпе мигал Игорь, чего ему не спится? Маша ответила на вызов. Долго молча кивала головой, удивляясь всегдашней непоколебимой уверенности мужа в собственной правоте.

— Игорь, прости, мы мешаем Соне делать уроки.

— Пап, а я завтра иду учиться делать батик. Мам, ты купила мне материал?

Маша поняла, что придется идти в магазин. Оставив скайп дочери, она вернулась на кухню.

— Стась, пойдем прогуляемся, я ткань Соньке купить забыла. Завтра ей в «художку» в Аничков, а у меня учеба классных руководителей.

— Целый день болтаешься где ни попадя, и на ночь глядя опять тебя куда-то несет!

— Я быстро! — уже натягивая промокшие ботфорты, пробормотала Маша и выскочила за дверь, стараясь не вслушиваться в назидательные стенания матери.

Купив ткань в арке на Ломоносова, пошла провожать подругу до Сенной. Снова шли по Фонтанке. Маша не любила Садовую. Затем повернули на Гороховую. Дождь, приправленный снежной крупой, романтично парил в рассеянном свете подвешенного на растяжке фонаря. Темнота уже прочно обосновалась на простуженных улицах. Стало грустно и противно от тысячи съеденных котлет. В окне дома напротив приветливо улыбался скелет.

— Маха, глянь-ка, какая прелесть! Скелетик! Кафе «Ротонда». Что-то новенькое. Давай зайдем погреемся.

Маша опрометчиво согласилась. Ей было все равно, лишь бы не переваривать снова и снова упреки Игоря, не слушать назидательные присказки матери и укоризненные вздохи отца, не думать, где же она сделала ошибку. Почему столбовая дорога ее жизни превратилась в запутанную тропинку в бесконечном лабиринте старых питерских дворов? Они заказали глинтвейн. В кафе было людно.

— Стась, может, ты кому другому мистику эту отдашь? Ну нет сил. И так кругом одна засада.

— Нет уж, моя дорогая! Ты так совсем в этой школе закиснешь! Когда ты последний раз была в кафе? Почему ни разу не сходила на кинофестиваль? Я для тебя пригласительные выскребала! Где твои блестящие рецензии? Какого фига ты себя похоронила? Ну, уехал Игорь, туда ему и дорога. Что, мужиков вокруг мало?

Станислава окинула взглядом зал. Маша тоже осмотрелась. Они сидели у стойки. Стена справа была украшена лубочной фреской, изображающей круглое сооружение с лестницей в середине и маленькими фигурками. Слева стояли немногочисленные столики, за которыми ели еще не старые, но уже и не молодые посетители. Ничего примечательного. Впрочем, за самым дальним столом сидели два одиноких мэна и пили виски.

Стася зачем-то двинула ее по больной ноге и таинственно прошептала:

— Хочешь, я тебя с отличным персонажем познакомлю? Видишь вон того симпатягу в синем пуловере? Утром интервью брала. Своя компания строительная. Жены нет. Любопытный тип, и не дурак, что удивительно!

— Странно. Похоже, я его в школе видела. О боже! Давай докуривай, и погнали отсюда. Этот твой умник сидит с нашим Осликом.

— Ты чё, Маха, бредишь? Скелет вижу, а ослика нет. Какие-то у вас, девушка, странные ассоциации.

— Дети его так прозвали — Иа-Иа! Ну, как в Винни-Пухе. Это наш учитель технологии логики, он всегда всем недоволен и голову отворачивает, когда разговаривает, будто ему мешают слушать что-то там внутри… Ужасный тип. Не хочу с ним встречаться.

— А по-моему, весьма импозантный юноша. Ну как хочешь. Все равно староват. Только ты мне еще про задание ничего толком не сказала. Успела прочитать? Давай-ка по списку пройдемся. — Подруга приобрела деловитый вид, и Маша привычно удивилась умению хрупкой воздушной Станиславы делать все вокруг земным и осязаемым. — Итак, с чего начнем? Кстати, ты видела, Ротонда эта тоже в списке — это, оказывается, «Храм Сатаны», может, с нее и начнешь?

— А можно что-нибудь менее мрачное? Может, про грифонов попробовать? Или вот Круглый дворик.

— Да тут и мистики-то никакой. — Стася прочитала: «Здание на углу набережной реки Фонтанки и Гороховой улицы не относилось к числу дорогих доходных домов. С 1827 по 1833 год в доме купцов Устиновых жили родители Александра Сергеевича Пушкина. В 1822 году братья Устиновы решили увеличить площадь здания, наняв архитектора Иосифа Шарлеманя. Устиновы поставили перед ним практически неразрешимую задачу — сделать пристройку к дому, но так, чтобы она не ухудшала жилищные условия в других помещениях. В итоге зодчий разработал оригинальный проект трехэтажного круглого здания с круглым же внутренним двориком, в который ведут широкие арочные проемы. Корпус такой формы не затемнял внутренние углы двора и не заслонял солнце другим окружавшим его домам».