Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А потом мы бы слились в страстном поцелуе, — нагло ухмыльнулся Воронцов. — И…
— И я бы врезала тебе что есть силы, — пожала плечами я. — Чтобы сделать то, что ещё не сделал шкаф. Давай, выметайся из моей комнаты, вали к себе.
Воронцов нахмурился. Судя по всему, эта невероятно логичная идея почему-то не вызывала у него особенного энтузиазма, и мне в голову закралась мысль, вполне объяснявшая такое его поведение.
— Я не могу этого сделать, — вздохнул Кирилл, глядя на меня. — Понимаешь… Понимаешь…
Я понимала, конечно, но молчала, предоставляя ему возможность самому сознаться во всех своих грехах и в собственной тупости.
— Понимаешь, — наконец-то выпалил решительно Воронцов, — тут такое дело… Ты права. Я в самом деле закрыл дверь на ключ. А ключ оставил в комнате. Ну, я ж тут в пижамных штанах…
— Я заметила.
Кирилл почесал затылок.
— И это… потайная дверь вроде только в одну сторону открывается. Она типа на английском замке, есть где-то и ключ, но знать бы, где он находится. Папа не сказал мне и… — он попытался состроить виноватую мину. — Был бы он жив…
— По заднице бы тебе дал, да.
— Так может, — Кирилл умоляюще взглянул на меня, — позволишь переночевать здесь? И… — он посмотрел на теплое одеяло, в коконе из которого я сейчас стояла. — Тебе не кажется, что для ватного одеяла тут немножечко жарко?
Кажется! Я уже вся мокрая из-за него, скоро пар пойдет через верх. Вот только кроме этого одеяла на мне только тонюсенькая ночная сорочка. Не буду же я фактически голой грудью светить перед этим паскудником. Воронцов того и ждет, чтобы поглазеть.
Не дождется.
— Если ты меня стесняешься, — похабно протянул Кирилл, — то мы можем погасить свет.
— Да? — поинтересовалась я. — А мне кажется, ты можешь просто выйти, разбудить Василису Михайловну и попросить выдать тебе запасной ключ от спальни.
— У неё нет!
— Да? Отобрал? Не хотел, чтобы Асенька случайно пробралась к тебе в спальню?
— Да хватит тебе! — от гнева Воронцов едва ногой не топнул. — Что ты всё "Ася" да "Ася"? Не нужна она мне! — он выдержал короткую паузу и, поняв, что я совершенно не выгляжу довольной, счастливой девушкой, дополнил: — Я её совсем не люблю. Не собираюсь на ней жениться. Не хочу с нею никаких отношений? Э-э-э… Не целовался с нею даже? Ну что ещё сказать, чтобы ты меня взглядом не испепеляла? Что она мне даже не нравится?!
Я фыркнула.
— Врешь, — пожала плечами я. — Если б Ася была просто случайной девчонкой, ты бы давно уже затащил её в постель, а потом просто бросил, и плевать бы ты хотел на все моральные аспекты этого мероприятия. Но, так как у неё очень богатый отец, да ещё и, наверное, очень влиятельный, так ты поступить не можешь. Потому пытаешься юлить сейчас, носом крутишь, рассказываешь, что она не в твоем вкусе.
— Она не…
— Да мне, в целом, плевать.
— Но я ей тоже не нужен! — наконец-то нашел более-менее достойный аргумент Воронцов. — Понимаешь? Ася это всё делает только потому, что ей папа сказал. А потом, когда она поймет, что я — это глухой номер, мы разбежимся, разойдемся, как в море корабли. И нам с тобой ничего мешать не будет.
Я устроилась на стуле, поправила одеяло, которое, до сих пор висевшее на мне аки королевская мантия, теперь спешило кокетливо обнажить одно плечо, закинула ногу на ногу и взглянула на Кирилла так, как обычно этимологи смотрят на всяких насекомых, пытаясь понять, почему у этой назойливой мошки только четыре ноги. Это был изобретен новый вид, или просто кто-то поиздевался и выдрал две лапы?
Вот у Кирилла их таки выдрали. Первая лапа называлась совесть, а вторая здравый смысл. Лишили бедного насекомого таких важных ног, и теперь он никак не может сладить с разбегающимися в стороны мыслями да желаниями. Бедняжка. И как только живет до сих пор на этом свете?
— Ну если тебе плевать на Асю… — протянула я, дав своим высказыванием Кириллу какую-то вялую надежду, — то, конечно… Но я вот одного не понимаю: почему ты в таком случае боишься обратиться к Василисе Михайловне? Пусть бы дверь взломали.
Кирилл аж покраснел.
— Ну, понимаешь….
— Конечно, понимаю, — подтвердила я. — Ты не можешь к ней обратиться, потому что она обязательно спросит, каким это образом ты покинул комнату в одних пижамных штанах, если дверь закрыта на ключ.
Воронцов прищурился.
— Скажу ей, что ключ потерял.
— Да? — усмехнулась я. — Это очень милая идея. А разве ты, когда выходишь из комнаты, запираешь её на ключ? Мне казалось, только тогда, когда сам находишься внутри. Разве нет?
— Ты зараза, — прокомментировал Воронцов. — Я заготовил массу контраргументов, а ты так легко рушишь любой мой план…
— Видишь ли, я просто слишком гениальна, — я поднялась. — Так что давай, выметайся.
Кирилл не совершил ни единой попытки покинуть мою спальню. Он всё так же смотрел на меня этим отвратительным голодным мужским взглядом, который я обычно терпеть не могла, изучал, ожидал, как именно я отреагирую. Я улыбалась, не позволяя себе даже на минуту усомниться в правильности своих действий. Надо гнать его куда подальше, гада этого, чтобы и нос не показывал у меня на пороге. Гнать, и пусть убирается прочь!
Доверять таким, как Воронцов, нельзя ни при каких условиях. Я уже научена горьким опытом, прекрасно знаю, какие у этого могут быть последствия.
— Ты не собираешься уходить? — поинтересовалась я.
— Нет, — самоуверенно ответил Кирилл. — Даже не подумаю.
— Как жаль, — закатила глаза я. — А я уж надеялась, что мы хоть о чем-то с тобой договоримся мирно. Но, раз уж так, придется выталкивать тебя прочь силой.
Я подошла ко всё тому же многострадальному шкафу, добыла оттуда шаль, подумала, не стоит ли сменить одеяло на неё, но решила этого не делать. В одеяле безопаснее, оно плотнее будет…
Не позволив себе сомневаться в собственных действиях, я распахнула дверь настежь, подалась вперед, выглядывая в коридор, и указала Кириллу ладонью:
— Прошу. На выход.
Он не ответил. Вместо слов Воронцова прозвучал какой-то глухой хлопок, я опустила взгляд вниз в попытке найти источник звука…
И, не удержавшись, завизжала.
Глава шестнадцатая
К краю одеяла, которое чудом оказалось снаружи раньше моей ноги, ещё и было достаточно низко, прицепилась механическая мышеловка. Она так бодренько вгрызалась в мягкую ткань одеяла, что