Схватки же оказались нерегулярными, сначала Соню вообще хотели отправить домой, но потом сжалились и подняли в отделение патологии.

В двухместной палате, куда её определили, на соседней койке лежала женщина, рядом с которой практически неотлучно находился муж, и он так сочувственно на смотрел на жену, растирал ей поясницу, поглаживал живот, говорил ласковые слова и успокаивал, как мог, что Соня невольно ощущала свою неполноценность и ущербность. Как же оказалось обидно находиться в такой ситуации совершенно одной.

В Сонину голову между схватками и болью приходили мысли, и самой главной из них была мысль о её совершенно неправильных отношениях с Даниловым. Только сейчас она поняла, что он никогда не проявлял инициативы в отношениях, не старался поддерживать огонь между ними, был холоден и безразличен во всём, кроме секса. Это стало открытием, и Соня взвыла от обиды.

«Хорошо, что можно не таиться и не прятаться, пусть думают, что я от боли плачу», — думала она. А ещё думала о том, что если бы не забеременела, то и не мучилась бы сейчас…

Снова набрала вызов Кристины и достаточно долго слушала гудки, потом ещё раз гудки, и только на третий раз из трубки раздался недовольный раздражённый голос бывшей подруги:

— Что тебе?! Соня, давай не сейчас, я только что вышла из абортария, не самое приятное действо. Отдохнуть хочу, покурить и расслабиться. Вечером звони.

— Кристя, я рожаю… — только и смогла вымолвить Соня, перед тем как разревелась.

— А ты думала, что беременность будет вечной? — сухо проговорила Кристина. — Не ты первая, не ты последняя рожаешь, некоторые вон и не по одному разу. Так что прекращай реветь, не мотай персоналу нервы.

— Кристя, ты мне поможешь? Ты же знаешь, как мне это важно, ну пожалуйста! — взмолилась Соня. И услышала в ответ:

— Это не моя вотчина, если бы ты не поссорилась с Олегом Войновичем, то роды у тебя принимал бы он. Так что положись на тех врачей и акушерок, которые рядом, и не ной, а то аж противно. Ты получила, что хотела, так чего теперь волосы на себе рвёшь? В том, что Данилов тебя послал, моей вины нет. Идея с ребёнком была твоей, исполнение — тоже твоё. Что ты теперь от меня хочешь? Скажи спасибо, что плод у тебя один, а то при ЭКО стараются две яйцеклетки подсадить, для надёжности. Ты мечтала о ребёнке от Данилова — вот рожай и воспитывай…

Она ещё что-то говорила, но Соня не слышала, зажмурившись от боли.

С нерегулярными схватками она проходила весь день, и только ближе к ночи её перевели в предродовое.

Там её встретила полусонная акушерка, которая, посмотрев обменную карту, начала громко возмущаться и грубить из-за отсутствия некоторых анализов. Соня же, как ни старалась, никак не могла объяснить, что всё произошло по вине бывшего мужа, развода и дурацкого судебного заседания, на котором вскрылась подмена биологического материала для ЭКО. Хотя какое сейчас это имело значение… Впереди ждали часы боли и рождение Даниловского ребёнка, совершенно ему не нужного. Ей же предстояло всё это вытерпеть, только ради чего — непонятно.

Акушерка на её рассказ лишь скривилась, развернулась и ушла, оставив Соню одну. Вернулась через вечность — так показалось Соне — с кучей бланков.

Соня подписывала какие-то бумаги и просила позвать врача, а ещё поскорее сделать эпидуральную анестезию, но акушерка никого звать не собиралась. По крайней мере, Соня была в этом уверена.

После заполнения всех документов о ней просто-напросто забыли…

От боли не было никакого спасения. Соня пыталась ходить, выть, лежать, сидеть, но ничего не помогало. Акушерка заходила пару раз, замеряла время между схватками, слушала сердцебиение ребёнка, на вопросы не отвечала и на мольбы позвать кого-нибудь отнекивалась, говорила, что время ещё не пришло. Соня, конечно, была готова к тому, что сюсюкаться с ней не станут, но такого абсолютного безразличия со стороны персонала не ожидала.

В какой-то момент Соня потеряла счёт времени, зато нашла удобное положение, в котором боль казалась чуточку терпимей. Она забилась между стеной и кроватью, свернулась в комок, обхватила живот руками, притянула коленки и решила, что умереть сейчас будет самым лучшим выходом из создавшейся ситуации. Она закрыла глаза и выла.

Вот в таком положении и нашёл её Олег Войнович.

— Здравствуй, Соня. — Он навис над ней и протянул руку. — Вставай, пойдём, я тебя на кресле посмотрю, и рожать будем. Принимать твою дочь буду я. Нет, не потому, что ты мне настолько нравишься, что я подставы все твои простил. Но моя тётушка уж очень за тебя просила, да и ребёнку твоему я кое-чем обязан. Я привёл его в этот мир, значит, и позаботиться о рождении твоей дочери — мой долг. Руку давай, я тебя из этой щели вытащу. Как ты поместилась сюда вместе с животом?

А дальше был осмотр на кресле и вердикт о том, что кесарево делать поздно, раскрытие почти полное и вот-вот Соня родит ребёнка сама.

Как же ей было себя жалко… В эти минуты она проклинала Данилова вместе с его спермой, Олега, потому что явился так поздно, Кирилла с этой грёбаной квартирой в строящемся доме, который ещё не поднялся выше котлована, Зою Фёдоровну — просто за то, что та существовала и не имела никакого влияния на своего сына, и свою не рождённую дочь — за то, что та сидела в её животе и доставляла столько боли.

Правда, от нестерпимой боли Олег её избавил, пригласив анестезиолога, который сделал эпидуральную анестезию.

Подействовало! Но у Сони создалось впечатление, что её собственные ноги — это два огромных опухших столба, которые вовсе не её и лежат отдельно от туловища, да еще и в странном, вывернутом непонятно в какую сторону положении. А ещё она почувствовала, как сильно устала…

Даже когда родилась её девочка, Соня не захотела, чтобы малышку положили ей на грудь, и попросила унести ребёнка.

— Ты откажешься от дочери? — удивлённо спросил Олег.

— Нет, почему же, — ответила Соня, — я просто спать хочу очень. Здесь же есть кому о ней позаботиться…

Олег ничего не ответил. Наложил швы и вышел из родзала.

Соня не знала того, что происходило потом, она просто спала.

***

В коридоре, около поста медсестры, племянника ждала Зоя Фёдоровна. Увидев его, встала со стула, на котором сидела, и сделала