Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Укладываюсь на постель рядом. Спать не хочется. Смотрю на неё, ощущая движуху в штанах. Но естественно, трогать не буду. В чём прикол?
Но Принцесса, хоть и в стельку, видимо, чувствует меня, потому что вдруг распахивает глаза, уставившись туманным взглядом. Сознательность в глазах проскакивает, но её тут же топит паника. Но Лера продолжает лежать недвижимо и просто смотреть на меня. Только дышать начинает глубже.
– Не бойся, Принцесса, – склоняюсь над ней. – Я ведь ещё ни разу не сделал тебе больно, так же?
Прикасаюсь к её губам своими. Очень мягко. С ней почему-то хочется играть в эти игры. Но Лера сжимает губы и закрывает глаза, сглатывает.
– Хочешь вернуться утром домой девственницей, Принцесса?
Она снова открывает глаза и внимательно смотрит, ищет подвох в моих словах.
– А ты отпустишь? – голос едва слышно.
– Отпущу. Если ты себя отпустишь.
– Я не понимаю.
– Всего минута. Не сопротивляйся ни мне, ни себе самой. Расслабься, не думай, отключи мозги.
– Ты снова играешь?
– Да. Но ты же знаешь, что я всегда держу своё слово, – опять склоняюсь к её губам. – Попробуй. Одна минута.
Целую её, немного притормаживая. Пусть думает, что сама приняла решение. Принцесса колеблется ещё пару секунд, вздыхает, а потом снимает блокировку. Размыкает губы навстречу, впуская в свой сладкий рот. Когда начинаю чуть напирать, она несмело отвечает. Бл*дь. Это приятнее, чем я думал.
Целоваться она не умеет – факт. Но учится очень быстро – неоспоримый факт. Хватает воздух ртом и выгибается, когда я скольжу языком по её нежной шейке и присасываюсь к тонкой коже на ключице.
Сжимаю ладонью талию, потом перемещаю на упругую маленькую задницу. Лерина рука несмело дёргается, а потом она прикасается к моей шее. Возбуждение молнией проносится по позвоночнику, заставляя и так не спокойный член стать в твёрдую стойку. Пора тормозить, иначе все эти «Влад Миксаев всегда держит слово» улетят в трубу к чертям собачьим.
Целую её ещё раз, мысленно надавав себе пощёчин.
– Твоя минута вышла, Принцесса. Спокойной ночи.
Отталкиваюсь от постели и встаю. Надо перекурить. Лера застывает на мне взглядом, прокручивая в своей пьяной головушке, что сейчас произошло. Хмурится и вдруг так сильно краснеет, что я едва сдерживаюсь, чтобы это как-то не отметить. Она тянет из-под себя покрывало, заныривает под него сворачивается клубком.
Пусть поплачет, хорошо, что ей это дано.
После перекура в кухонное окно возвращаюсь на кровать. Не знаю, спит она или притворяется, не хочу выяснять, хотя по дыханию понять недолго. Ложусь на другую сторону и очень скоро отключаюсь.
Тёплый пластмасс машинки в руках. Когда я успел отбить на ней проблесковый маячок? Отец опять скажет, что стучать машинками о пол не очень хорошо – соседи жалуются.
Вспышка.
Визг.
«Влад!»
В лёгкие резко врывается воздух. Я дома. В своей постели.
Сажусь на кровати и выполняю привычные действия, которым меня научили ещё в детстве. Давление на виски, голову на пару секунд ниже колен. Вдох-выдох.
Лицо горит. Что за чёрт?
Прикасаюсь пальцами. Лоб сухой, шея тоже – не вспотел, да и в квартире ощутимо прохладно, окно на кухне открыто. Но губами ловлю соль. Глаза печёт, щёки мокрые. Но это невозможно. Я не умею плакать и начинать уметь не хочу.
Сзади слышен задушенный вздох. Девушка. Принцесса – точно. Она здесь. Спит, тихо посапывая.
Я смотрю на Леру и вдруг понимаю, что именно сегодня с моим кошмаром было не так. Я, наконец, увидел её лицо. Не туманное пятно. Я вспомнил, узнал её – свою маму.
Откладываю наушники и тру переносицу. Самочувствие совершенно неприятное. Видимо, это и называется похмельем. Организм мстит за то, что я вчера вечером накачала его дрянью.
Глаза горят и болят, буквы в конспекте расплываются. Времени только четыре часа дня. Если сейчас лягу, потом ночью сна ни в одном глазу не будет.
В дверь раздаётся стук.
– Не заперто, – говорю громко, а у самой собственный голос набатом в висках отдаёт.
– Не наболтались за ночь, – мама приоткрывает дверь и, улыбаясь, пропускает Машку ко мне в комнату. – Дочь, чаю хотите? Я классный мармелад купила и зефир.
Как-то теперь слово зефир для меня приобрело и другое значение.
– Ну если не сложно, мам. Завари, а мы сами спустимся тогда.
– Хорошо.
Мама уходит, а Карташова опускается на мою кровать. Она спокойна, но спину держит слишком ровно, а значит весьма напряжена.
– Мальчишек слушаешь? – кивает на наушники, подключенные к телефону.
– Лекцию Смирновой по детской психологии. В понедельник семинар вообще-то.
– Я помню. Сегодня на пять вопросов материал вымучила, ещё пять осталось.
– Мне два осталось.
Присаживаюсь рядом с ней, подобрав ноги по-турецки и сдавливаю виски. Машка молчит ровно десять секунд, а потом наклоняется к самому моему лицу и шепчет заговорщицки:
– Ну, давай рассказывай, Лерок! Что вы там вчера с Миксом? У вас было?
Шикаю на неё, косясь на дверь. Вдруг мама всё же решит напоить нас чаем в моей комнате, ещё не хватало ей узнать обо всё, в том числе, что я не ночевала у Карташовой, а пьяная осталась после хоум-вечеринки у парня.
– Нет.
– Как нет? – Машка округляет глаза. – Вы что же – спать просто легли?
– Да. Маш, прости меня, что я вчера вот так. Мне стыдно, что напилась, оставив тебя одну. Просто Влад… он отмороженный. Придурок полный, понимаешь? Всё равно не отпустил бы, а так я хотела хоть как-то абстрагироваться. Никогда не знаешь, что у него в голове.
Но Машка же пришла не только спросить обо мне, это очевидно.
– А у нас было, – говорит она со смущённой, но безумно радостной улыбкой и втягивает голову в плечи.
– О! – всё, что получается у меня выдать, потому что я и правда в полнейшем шоке. – Маш, ты же его знаешь два дня. Вы только вчера замутили.
– Ну и что. Я так решила. Даже если у нас ничего не получится дальше, я жалеть не стану. Лучше испытать свой первый раз с рок-звездой и запомнить его на всю жизнь, чем потом жалеть об упущенном моменте.
– Ну…
Сказать нечего. У Машки своя философия, и она не плохая. Просто я думаю иначе. И, честно говоря, очень сомневаюсь в этом их «дальнейшем». Понятно же, что парни развлекаются. Просто методы у них разные. Один методично и долговременно ширяет спицы в мозг, а второй сцапал сразу.