– Назовите ваше имя, – бодро проговорила она, задавая все те основные ориентирующие вопросы, на которые я уже дала правильные ответы.

Вопросы следующего этапа призваны были оценить внимание, скорость обработки информации и рабочую память, которую она сравнила с оперативным запоминающим устройством компьютера (ОЗУ): «Сколько программ вы можете “открыть” одновременно? Сколько данных можете удерживать в голове одновременно, выдавая информацию по требованию?»

Доктор Моррисон перечислила случайные цифры от 1 до 9 и попросила воспроизвести последовательность. Когда цифр стало пять, пришлось прекратить, хотя обычно человек моего возраста и интеллектуального уровня может повторить последовательность из семи цифр.

Далее она проверила процесс вспоминания слов – хорошо ли работает доступ к моему «банку памяти».

– Назовите как можно больше видов овощей и фруктов, – велела она и поставила таймер на одну минуту.

– Яблоки, – выпалила я. Обычно все начинают с яблок, а у меня в последнее время они постоянно были на уме. – Морковь. Груши. Бананы. – Пауза. – Ревень.

Доктор Моррисон про себя усмехнулась. Минута прошла. Я назвала пять видов фруктов и овощей; здоровый человек может назвать больше двадцати. Доктор Моррисон понимала, что я знаю гораздо больше; проблема заключалась в том, что мне не удавалось извлечь названия фруктов из памяти.

Затем она показала мне карточки с предметами повседневного обихода. Мне удалось вспомнить лишь пять предметов из десяти; такие слова, как «воздушный змей» и «плоскогубцы», начисто стерлись из памяти, хоть я и старалась вспомнить изо всех сил – слова буквально вертелись на языке.

Настал черед проверить мою способность воспринимать и обрабатывать информацию из внешнего мира. Для точного восприятия объекта человек должен связать воедино множество различных сигналов. Например, чтобы увидеть стол, мы сперва должны увидеть линии, сходящиеся под определенными углами, затем цвет, контраст и глубину; вся эта информация отправляется в банк памяти, где к ней присоединяется слово и, в зависимости от предмета, эмоциональное содержание (например, у журналистов стол может ассоциироваться с чувством вины из-за пропущенных дедлайнов). Чтобы протестировать эту совокупность навыков, доктор Моррисон заставила меня сравнить размер и форму различных предметов. Этот тест я сдала по нижней границе среднего результата, и доктор Моррисон решила перейти к более сложным заданиям.

Достав набор красных и белых кубиков, она разложила их передо мной на раскладном подносе, а затем показала картинку-образец и попросила разложить кубики по образцу, включив таймер.

Я долго смотрела на картинку и на кубики, а потом разложила их совсем не так, как на картинке. Сравнив свой результат с изображением, я поменяла несколько кубиков местами; лучше не стало, но я не сдавалась. Моррисон сделала пометку: «настойчиво пытается». Кажется, я понимала, что складываю кубики неправильно, и это глубоко меня расстраивало. Было очевидно, что, несмотря на все нарушения восприятия, я все же осознавала, что мои способности уже не те.

Далее мне необходимо было скопировать сложный геометрический орнамент на миллиметровой бумаге, но тут я показала себя так слабо, что доктор Моррисон решила вовсе прекратить тест. Я начала нервничать, и она волновалась, что если продолжить, мне станет только хуже. Доктор Моррисон пришла к выводу, что, несмотря на когнитивные нарушения, я очень остро осознаю, что утратила способность делать многие вещи. В отчете, составленном в тот же день, она отметила, что «настоятельно рекомендует» проведение когнитивной терапии.

После обеда отец пытался заинтересовать меня игрой в карты, но тут нагрянула доктор Руссо и остальная команда.

– Мистер Кэхалан, – сообщила Руссо. – Пришли результаты анализов. Они положительные.

Папа выронил карты и схватил свой блокнот. Доктор Руссо продолжала: пришло сообщение от доктора Далмау, который подтвердил диагноз. Слова Руссо вонзались в него, как шрапнель – пах! пах! пах! – NMDA, антитела, опухоль, химиотерапия. Он изо всех сил старался слушать внимательно, но в голове у него отложилась лишь одна, главная часть объяснения: мой иммунитет сошел с катушек и начал атаковать мозг.

– Извините, – прервал он ее обстрел, – еще разок, как называется болезнь?

Он записал «NMDA» заглавными буквами.

Доктор Руссо объяснила, что анти-NMDA-рецепторный энцефалит – это многоэтапное заболевание, на разных стадиях проявляющее себя абсолютно по-разному. У 70 процентов пациентов все начинается с невинных симптомов, аналогичных симптомам простуды или гриппа: головные боли, высокая температура, тошнота и рвота (однако неясно, подхватывают ли пациенты вирус из-за болезни или симптомы относятся к самому заболеванию). Как правило, через две недели после первоначальных «простудных» симптомов дают о себе знать психические нарушения: тревожность, бессонница, страх, мания величия, гиперрелигиозность, маниакальные идеи и паранойя. Поскольку все эти симптомы относятся к психиатрии, большинство пациентов первым делом обращаются именно к психиатрам.

Припадки начинаются у 75 процентов, и это хорошо, потому что благодаря им пациенты покидают кабинеты психотерапевтов и оказываются на приеме у невролога. Следующий этап – речевые патологии и нарушения памяти; однако их часто не замечают за более проявленными психиатрическими симптомами.

Папа вздохнул с облегчением. Его успокаивало то, что моя болезнь наконец получила название, хоть он и не до конца понимал все объяснения врача. Все, что сказала доктор Руссо, идеально соответствовало моему случаю, вплоть до аномального нервного тика, причмокивания губами, онемения языка и синхронизированных ригидных движений конечностей. Она добавила, что у пациентов часто развиваются симптомы, связанные с нарушением вегетативной нервной системы, например, повышается или понижается кровяное давление и учащается или урежается сердцебиение (как у меня).

Врачи успели вовремя: болезнь находилась на пиковой стадии развития, предшествовавшей нарушениям дыхания, коме и летальному исходу.

Когда доктор Руссо заговорила о том, что существует лечение, способное повернуть болезнь вспять, папа чуть не пал на колени и не начал благодарить Господа прямо там, в больничной палате. И все же доктор предупредила, что даже после постановки диагноза немало вопросов остается открытыми.

Хотя 75 процентов пациентов полностью выздоравливают или продолжают испытывать лишь незначительные побочные эффекты, более 20 процентов становятся инвалидами, а 4 процента ждет летальный исход, даже несмотря на своевременный диагноз. А «незначительные» побочные эффекты, по сути, могут означать, что я уже никогда не стану прежней Сюзанной: ко мне не вернется мой нрав, жизнелюбие и энтузиазм. «Незначительные» – очень уж туманное, размытое определение.

– Примерно в половине случаев причиной болезни является тератома – опухоль яичников. Но у оставшейся половины пациентов причина так и не установлена, – продолжала доктор Руссо.