* * *

Аринду не спалось. Он ворочался с боку на бок, ощущая знакомое давление в висках. Зенфред как будто лежал в соседней комнате, а не на рудниковом кладбище, и от этого становилось не по себе. В коридоре зазвучали шаги. Аринд приподнялся на кровати и заметил бившую из-под двери полоску света. Кто-то подошёл вплотную к его комнате. Аринд схватил висевший на спинке кровати меч и торопливо обулся.

«Это я, – зазвучал в голове знакомый голос. – Откроешь?»

Аринд замер на полувздохе. Там, за дверью, стоял Зенфред, тремя днями ранее закопанный и засыпанный землёй вперемешку со светочной крошкой. Аринд помнил его синие губы и остекленевший взгляд. Зенфред определённо был мёртв. Тогда что это? Видение? Призрак?

«Открой уже. Не хочу, чтобы меня здесь кто-то видел».

Аринд приблизился к двери, сжимая во вспотевшей руке меч. В коридоре стоял хозяйский сын, по обыкновению обутый в высокие сапоги на ремешках, одетый в тёмный костюм и передник. В зелёных глазах плясали блики свечи. На щеке темнело похожее на каплю родимое пятно, рыжие волосы были заплетены в короткую косу, несколько прядей прикрывало тронутый морщинами высокий лоб. Аринд недоумённо уставился на него и посторонился, когда Энфер вошёл в комнату.

«Закрой дверь, – попросил голос Зенфреда. – И не пугайся, это я. Просто выгляжу по-другому».

«Что это значит?» – Аринд был ошеломлён.

Энфер сел на сундук у изголовья кровати, поставил плошку со свечой и пожал плечами.

«Сам не понимаю, как так получилось, я вроде бы умер, а очнулся в этом теле. Обычно я прихожу в сознание, когда он засыпает, как сейчас, и бодрствую недолго, но всё же хотел поговорить с тобой».

Аринд сел на кровать и положил меч справа от себя. Восковые слёзы медленно стекали в плошку.

«Спасибо, что позаботился о моём теле, – сказал Зенфред. – Я ценю это».

«Не оставлять же его здесь».

«Вижу, ты привыкаешь к новой жизни. Только держись от этого Летфена подальше. Он тебя в гроб загонит».

«Так это был ты? – догадался Аринд. – Авердо просто так бы не ушёл».

«Убил трёх гронулов, но до сих пор боишься людей?»

«Люди страшнее любого зверя, и не верь Летфену. Я только первого убил».

Зенфред сцепил пальцы в замок.

«Завтра я еду с Груном в Прант. Если всё получится, останусь там и попробую добраться до Эсаноры. Хотел бы я, чтобы ты поехал со мной».

«Я уже бывал в столице, у меня нет желания попасть туда снова, но буду рад, если ты доберёшься до Саны».

Зенфред кивнул и откинул упавшую на глаза прядь волос.

«Страшная это штука – одиночество, – с грустью подумал он. – Вот живу я в теле Энфера. У него и семья есть, и эта девушка, Карнелит, его любит, а мне и поговорить-то не с кем, кроме тебя. Так что ты уж не умирай, пока я не вернусь, ладно? Хочу хоть с кем-то отпраздновать смерть Саны. В одиночестве любая победа горчит».

«Если только очередная затея Летфена меня не убьёт», – Аринд пожал плечами.

«Если не убьёт, – повторил Зенфред с усмешкой. – Держись от него подальше, правда. В следующий раз меня рядом не будет, а ты уж больно податливый – куда потянут, туда и идёшь».

Он поднялся.

– Оставить тебе свечу?

– Нет, не нужно.

– Ну, может, ещё увидимся. Я уезжаю рано утром.

Аринд проводил его до двери. Оказавшись за порогом, Зенфред повернулся и протянул ему руку.

– В знак нашего союзничества, – шёпотом сказал он.

Аринд крепко пожал его горячую шершавую ладонь. Он почувствовал облегчение от того, что Зенфред жив, пусть и в таком виде. Спокойствие не пропало и после того, как силуэт хозяйского сына скрылся на лестнице. Аринд запер дверь, лёг на кровать, крепко прижимая к груди меч, и уснул, едва голова коснулась подушки.

* * *

Следующим утром зима вступила в свои права. Небо укуталось в серую шаль облаков. Далёкие холмы и черневшие на скалах деревья было совсем не различить из-за плотной белой завесы. Тяжёлые пушистые хлопья снега таяли в ладонях и под подошвами сапог, втаптывались в мёрзлую землю.

– А она мне и говорит: «У тебя ещё, мол, и борода не выросла». Ну я, не будь дурак, пошёл ночью и отрезал у одного старика целый клок, да на рыбий клей себе приклеил. Крику-то было! Вся деревня надо мной потом смеялась. А девица эта меня вообще замечать перестала, зато брата моего сама на сеновал звала! Сколько девок перевидал, и каждый раз убеждаюсь, что они дуры!

Летфен перепрыгнул через валуны и забрался в пещеру.

– Слушай, Мертвяков сын, ты почему никогда не смеёшься? Совсем шуток не понимаешь?

– Не понимаю.

– Ну хоть делай вид, что тебе смешно.

Аринд постарался широко улыбнуться. Летфен скорчил гримасу, глянув на него.

– Жуть какая, не скалься. Слышал легенду про дикого мужика? Он, когда в лес жить ушёл, такие клыки отрастил, что если бы опустил голову, проткнул бы себе грудь. Вот уйдёшь в лес, и будешь совсем как он.

– Мой отец долго жил в лесу, – возразил Аринд. – Никаких клыков у него не выросло.

– Откуда тебе знать, что он их не подпиливал?

Летфен сделал на стене отметку кусочком мела.

– Зачем нам в этот храм? – спросил Аринд, озираясь по сторонам. – Снаружи не так уж и ветрено, можно и там жечь.

– Да не бойся, Мертвяков сын. Не придётся тебе меня на горбу наружу тащить, а в храм нам надо. Я хочу обряд провести.

– Какой обряд?

– Языческий! – Летфен поднял вверх указательный палец. – Знаешь, сколько народу тут умерло? А помолиться за них и некому. Там внизу специальная чаша есть, если в ней зажжём, заодно злых духов отгоним.

– Они пытались тебя убить, а ты хочешь за них помолиться? – опешил Аринд.

– Подумаешь, убить хотели. Мало ли на свете странных людей, что их теперь ненавидеть всех? Они своё уже получили. Надо, Мертвяков сын, больше любви к ближним иметь. Добро к добру тянется, как мошки на тёплый свет.

– Странный ты.

– Я самый обыкновенный. Это мир у нас странный.

Аринд разглядывал покрытые мхом влажные стены и запоминал дорогу на случай, если выбираться придётся одному. От центрального коридора, как прожилки на листе, отделялись в разные стороны узкие проходы. Летфен забрался в один из них и побрёл, наклонив голову.

Второй ход оказался куда длиннее, скоро он расширился и вывел в огромный куполообразный зал. Сверху поблёскивали игловидные карстовые наросты. Падавшие с них капли скапливались в полостях каменного пола и стекали в воронку голубого озера, воды которого брали начало где-то в недрах пород.

Храм был выдолблен в толще скалы и почти полностью утоплен в стену. Снаружи виднелся только портик с двумя колоннами и зев входного портала. Безобразные скульптуры облепляли его, как струпья лицо человека, больного оспой.