Я зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Я закрыл за собой дверь. Сухой стук, щелчок замка.

Ну и что теперь делать? – промелькнула мысль. Ничего подходящего в голову не приходило. Все, что я смог сделать – вытаращиться на обезьяну. Ну и прислониться к стене. Так, на всякий случай. Вдруг мое спокойствие – это просто шок. Неизвестно, что будет, когда он пройдет.

Так миновало несколько минут. Я смотрел на обезьяну, она – на меня.

Идиотская ситуация. Донельзя идиотская.

И тут обезьяна превратила просто идиотскую ситуацию в фантастическую. Она еще раз почесала левый бок и сказала писклявым голосом:

– Не… принес… пива… ты?

Хорошо, что я прислонился к стене. Падать на кафельный пол было бы очень больно. А так я тихо сполз по стене вниз, и обошлось без ушибов.

Спокойно, сказал я себе, спокойно, это всего лишь галлюцинация. Самая обыкновенная галлюцинация. Глюк. Бред. Ничего особенного. Меня не устраивает объективная реальность, и я выдумал себе другую. В моей придуманной реальности обезьяны болтают и обожают пиво. Все объясняется очень легко.

Я судорожно сглотнул. Спокойно…

– У тебя… так… нет… пива? – повторила обезьяна.

Я помотал головой.

– Капельки ни?

Моя голова опять мотнулась из стороны в сторону.

Обезьяна разочарованно выпятила нижнюю губу.

Во всяком случае, мне показалось, что разочарованно. Как на самом деле обезьяны выражают разочарование, я не знал.

– Пива… принеси… следующий раз… придешь… когда, – недовольно пропищала обезьяна.

Слова она выговаривала быстро, но паузы между ними тянулись по несколько секунд. Словно она каждый раз вспоминала нужное слово. На их странный порядок я обратил внимание не сразу. Удивили почему-то именно эти паузы.

Я ничего не ответил. Заставить себя разговаривать с галлюцинацией было выше моих сил.

– Пришел чего? Бар приходить хотел не. А сюда пришел. Чего?

– Не знаю, – пробулькал я.

– Не знает. Не знает. Он. Не если знаешь, зачем приходить? У времени меня мало. Пришла раз прошлый я, ты молчал. Сам пришел, молчишь еще раз. Молчать некогда мне тобой с.

Обезьяна была явно раздражена. Раздраженная обезьяна – еще то зрелище.

– Кто ты? – спросил я.

– Видишь не?

– Не знаю… То есть этого ведь не может быть…

Обезьяна внимательно осмотрела себя. Будто желая убедиться в том, что она на самом деле существует.

– Как быть может не? А ты может?

– Что? – Понять ее было нелегко.

– Ты быть может? Ты есть?

Я пожал плечами. Сейчас я не был уверен ни в чем.

– Ты была за рулем того автобуса? Ну, который чуть не сбил меня? Мне не показалось? Это действительно была ты?

Обезьяна сложила губы трубочкой и зачмокала ими.

Видимо, это был какой-то специфический обезьяний жест. Человеку знающему он бы о чем-то сказал. Я же не понял ничего и повторил вопрос.

– Мы, – сказала обезьяна. У нее получилось «ми-и».

– Зачем? Ты хотела убить меня?

Обезьяна отвернулась. Хвост несколько раз нервно дернулся.

– Почему ты не отвечаешь?

– Не хотим. Бар приходи. Приходи бар.

– Записки – это тоже твоя работа?

– Ми-и, – кивнула обезьяна.

– А бар? Ты знаешь негра? Кто он? Что это вообще за место?

– Наше место.

– Твое?

– Наше. Ты, ми-и. Гости приходить можем. Жить можем. Наше место.

– Он на самом деле существует?

Обезьяна наклонила голову.

– Почему же я его не нашел тогда? – спросил я.

Ощущение неестественности происходящего немного притупилось. Я почти забыл о том, что нахожусь в здании клиники, в которой произошло двойное убийство. В пустом, опечатанном полицией здании, где-то в трущобах, на окраине города. И мой собеседник – обезьяна. К тому же ужасно говорящая по-японски.

Я устроился удобнее на полу, сняв куртку и подложив ее под себя.

Обезьяна молчала, но на морде у нее было написано, что она пытается найти нужные слова.

– Бар приходить один не можно не, – наконец сказала она. – Ми-и испугались. Спрятались. Женщина взял зачем?

– Но я потом пришел один…

Обезьяна опять почесалась. Я подумал, что у нее, наверное, блохи.

– Испугались ми-и. Испугались. Ушли.

– Как бар может уйти?

– Не спрашиваешь о том.

– Что? – не понял я.

До чего же странная манера говорить. Конечно, смешно предъявлять подобные претензии обезьяне. Но в тот момент мне было не до смеха.

Это все нереально, – пронеслось в голове.

Незаметно я ущипнул себя за бедро. Потом еще раз, сильнее. Было больно.

Я повертел головой. Кабинет как кабинет. В том смысле, что ничего странного в стенах и мебели я не заметил. Я попробовал фокусировать зрение на разных предметах. Оно отлично фокусировалось. К звукам тоже никаких претензий не было. Ничего необычного. Ни эха, ни каких-то резонансов. Все в полном порядке. Ничто не указывало на то, что я брежу.

Ага, кроме обезьяны.

Она что-то попискивала, но я упустил начало, и теперь ее слова превращались в труху.

– Что ты говоришь? Я не совсем понял.

Она замолкла и уставилась на меня. Абсолютно осмысленный взгляд. Даже осмысленнее, чем у собаки.

– Слушаешь не? – она спрыгнула со стола и пробежала по комнате взад-вперед, словно пытаясь успокоиться. Бежала на четырех лапах. Человек в такой ситуации прошелся бы, заложив руки за спину.

Приведя в порядок нервы, обезьяна легко запрыгнула на стол и почесалась.

– Вопросы, – сказала она. – Вопросы не те. Бар уйдет не. Подождать может, да. Другое спрашивай.

– Ты на все сможешь ответить?

– Ми-и не знаем… Женщина. Женщина, да.

– Что женщина?

– Женщина знает. Она ответить. Ми-и ответить не хотим. Пока. Спроси женщина. У.

– О чем я должен спросить женщину?

Обезьяна широко раскрыла пасть и заверещала. Клыки в ярко-розовой пасти были в половину моего указательного пальца. Я поежился. Если она вдруг вздумает укусить меня, мне придется несладко.