Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы выехали на шоссе, я немного успокоился. Если бы я курил, сейчас обязательно потянулся бы за сигаретой.
– Где ты научилась так ездить?
– У меня был парень. Гонщик. Дал мне несколько уроков, – не поворачивая головы ответила она.
– Тот, который считал, что заниматься с тобой любовью – все равно, что заниматься онанизмом?
– Нет. Другой. Гонщик вообще, кажется, не знал, что с девушками можно трахаться. Он трахался со своими машинами.
– Кстати, откуда у тебя такая машина?
– Не отвлекай меня. Или хочешь, чтобы я куда-нибудь врезалась?
Я замолчал и проверил ремень безопасности.
Вик включила музыку. Сёкити Кина пропел: «Ну-ка, вставай-ка!»[40]
Мы неслись по шоссе. Слева угрюмо вздыхало море. Я подумал, что только в пасмурную погоду море воспринимается как стихия. В солнечные дни – это лишь место для купания, дайвинга и прогулок на яхте. Большой бассейн. Аквапарк. Оно, несмотря на красоту, выглядит пронзительно жалким. Как тигр, посаженный в клетку. Тигр, в которого дети с веселым смехом тычут палками.
А вот когда небо затянуто тучами и ветер поднимается до трех баллов, вспенивая гребни свинцовых волн белыми барашками, море становится самим собой. Неподвластным человеку зверем. Оно не враждебно человеку. Ему до него вообще никакого дела. У него своя жизнь, свои цели и свои мечты. Нам их никогда не понять.
В пасмурную погоду море становится самим собой. Поэтому я и люблю иногда в дождь приезжать на побережье. Отличное средство от мании величия. Здесь очень хорошо понимаешь, что ты всего лишь человек. Пожалуй, только глядя на звездное небо и предштормовое море, до такой степени ощущаешь себя человеком,
– О чем думаешь? – спросила Вик.
– Да так, ни о чем конкретном. – Мне почему-то не хотелось делиться с ней своими соображениями насчет моря. Есть вещи, которыми лучше вообще ни с кем не делиться. Каждому нужны свои маленькие открытия. Пусть они вовсе не являются открытием для других.
– М-м-м, – промычала Вик.
Я посмотрел на нее. Все-таки она чертовски хорошо смотрится за рулем. Настолько хорошо, что кажется, будто ты оказался внутри рекламного буклета.
Мы съехали с шоссе на боковую дорогу, ведущую к морю.
Вик остановилась на самом берегу и заглушила двигатель. На меня навалился рокот волн и шум раскачиваемых ветром сосен.
Мы вышли из машины. Вокруг не было ни души. Даже рыбаки куда-то подевались. Мы были одни на усеянном серыми валунами берегу. Вик, не обращая на меня никакого внимания, побрела к воде. Лицо у нее было отсутствующим.
Я отошел в сторону и присел на камень. Вик стояла у кромки прибоя, засунув руки в карманы и опустив голову.
Серое море, серые камни, серое небо. Хрупкая фигурка девушки у воды. Картина под названием «Одиночество». Даже «порш» выглядел, как позабытый всеми старик.
Мне опять стало тоскливо. Слишком уж минорной получилась картина. Хотя, что веселого может быть в одиночестве? Ничего. От этой мысли стало еще тоскливее.
Я взял горсть гальки и принялся швырять маленькие, отполированные морем камешки себе под ноги. Занятие под стать настроению. Такое же унылое и нелепое. А главное, совершенно ненужное.
Подошла Вик. Села рядом.
– Зачем мы сюда приехали? – спросил я после долгого, очень долгого молчания.
– Захотела попрощаться.
– С кем?
– С морем.
– Почему попрощаться?
– Иногда ты ведешь себя как полный кретин. И вопросы задаешь кретинские.
– «Придурок» мне нравится больше…
– Плевать я хотела.
Ну что тут скажешь?..
Я попытался добросить камешек до воды. Ему не хватило пары метров.
– А я сегодня ночью с обезьяной разговаривал, – вдруг вырвалось у меня.
– М-м-м… И что она тебе рассказала?
– Ничего особенного. Так, поболтали… Что интересного может сказать обезьяна? Она и говорить-то толком не умеет. С трудом ее понимал.
– М-м-м…
Вик чуть запрокинула голову, подставив лицо ветру, и прикрыла глаза.
– Тебя это не удивляет?
– Что? То, что обезьяна не умеет толком говорить?
– Да нет… Вообще, что она разговаривает. Пусть плохо получается, но это ведь обезьяна.
– Я бы больше удивилась, если бы ты сказал что-нибудь умное, – хмыкнула Вик. – А так… Вы, наверное, здорово понимали друг друга.
– Я не шучу.
– Я тоже.
Мы снова замолчали. Честно говоря, мне было все равно, что думает Вик по поводу обезьяны. Пусть считает меня психом. Да, пускай, я и буду психом, черт возьми. Что тут такого? В этом мире противоестественно быть нормальным. А психом – в самый раз.
Я решил больше не возвращаться к этому вопросу. Чокнулся я или нет, теперь мне это было неважно. Съехал с катушек – и плевать. Жить мне это не мешает. Да и никому другому тоже.
Интересно, а найдется ли хоть один человек, которому я мешаю жить? Или мешал? Я перебрал в памяти тех, с кем мне доводилось общаться. Нет. Никому не помешал. И никому не помог.
Я неприметный камень на распутье дорог.
– Знаешь, – сказал я, – иногда мне кажется, что меня нет. Тело существует, мысли какие-то есть… А сам я далеко-далеко. Не ощущаю этого мира, понимаешь. Не чувствую, что нахожусь в нем. Где-то за пределами… Какую-то часть меня, самую нужную, отделили и выбросили в параллельный мир. Валяется там без всякого толку… А я без нее ничего почувствовать по-настоящему не могу. Осознания нет. Сделал что-то, а потом думаю – а зачем я это сделал? Разве хотел? Разве это было мне нужно?.. Всякий раз понимаю, что нет. Мог бы так и не поступать. Ничего бы не изменилось. Миру все равно, делаю я что-нибудь или сижу, сложа руки. С людьми то же самое. Есть кто-нибудь рядом или я один – без разницы. И людям и мне.
– Чувства под наркозом?
– Да нет, не так… Сложно объяснить. Ну вот, например… Сидишь ты дома. Делать абсолютно нечего. Дай, думаешь, пройдусь. Просто так, никуда… Ну и идешь себе. Идешь, идешь… Вроде и делом занята, слышишь все, видишь. Но не цепляет ничего. Понимаешь, что с тем же успехом мог бы дома сидеть и в стену смотреть. Или спать лечь. Все равнозначно. Не одинаково важно, а… Просто одинаково. Можешь придумать себе занятие на ходу, вроде, там, дома считать или лужи перешагивать. Но ведь мог бы и попросту идти, без всего этого. Будешь ты считать дома или нет – ничего не изменится. По-настоящему делать тебе нечего. Просто время убиваешь. Вот – убиваешь время. Так и я. Просто убиваю время. Минуту за минутой… А как престать это делать – не знаю.