Роб собрался уже звонить своему агенту, мы послали ему фото, где мы двое, Кит, Эмилия и десять дотракийцев показываем Мэтту средний палец. И все завершилось прекрасно.

Николай Костер-Вальдау решил, что пора кому-то и шоураннеров разыграть. Отснявшись предварительно в одном из сезонов, он послал им, по выражению Уайсса, сердитое актерское письмо.

ДЭН УАЙСС: Он выказывал свое недовольство тем, что мы поменяли ему прическу. Прическа, мол, это часть его персонажа, и он хочет сам решать, как ему стричься, чтобы лучше показать свое видение Джейме Ланнистера. Выражал надежду, что мы это поймем, и обещал вскоре прислать фотографию.

Время идет, фотографии нет. Наконец, дня через три присылает – с армейской стрижкой под ноль. Пришлось в последнюю минуту и за бешеные деньги заказывать для Джейме Ланнистера парик. Юристы HBO звонят его адвокатам, и тут он пишет, что это фото пятилетней давности, а он и не думал стричься.

Они и меня разыграли – во время интервью для книги, которую вы сейчас читаете. Я допытывался у них, действительно ли Джон Сноу «обещанный принц» (он же Азор Ахай, предсказанный в пророчестве спаситель, которого Мелисандра ищет весь сериал).

ДЖЕЙМС ХИББЕРД (ЖУРНАЛИСТ): Так Джон – в сериале по крайней мере – правда обещанный принц?

ДЭН УАЙСС: Спроси Кита.

ДЭВИД БЕНИОФФ: Точно. Спроси.

ДЭН УАЙСС: Ага. Кит знает.

Долгое время спустя беру интервью у Кита Харингтона:

ДЖЕЙМС ХИББЕРД: И еще одно – Дэвид и Дэн у тебя велели спросить: Джон Сноу в самом деле «обещанный принц»? Они ведь тебе сказали?

КИТ ХАРИНГТОН (ДЖОН СНОУ): Не помню такого. Нет, погоди: ни фига они мне не говорили! Просто прикалываются.

(Харингтон, кстати, думал, что «обещанный принц», скорее всего, Бран.)

Круче всех разыграли Джона Брэдли в шестом сезоне, когда Сэм Тарли привозит Лилли в свой замок. Правда, зачинщиками на этот раз были не шоураннеры.

ДЭН УАЙСС: У Ханны Мюррэй были самые паршивые костюмы в «Игре престолов»: пять лет в дерюге ходила и очень обрадовалась, когда ее наконец одели во что-то приличное. По этому случаю они с Китом сговорились сказать Джону, что у него тоже будет новый костюм.

ХАННА МЮРРЭЙ (ЛИЛЛИ): Мы собирались просто сказать, что ему придумали дурацкий костюм. Думали, он расстроится, только и всего. Но все оказалось куда сложнее.

Бениофф и Уайсс заказали костюмерам наряд на манер шутовского и даже примерку Брэдли устроили.

ДЭН УАЙСС: Костюм должны были состряпать достаточно убедительно, чтобы Джон поверил. Все детали взяли напрокат – получилось нечто в стиле Генриха VIII с пышными тюдоровскими штанами и гульфиком.

ДЖОН БРЭДЛИ (СЭМВЕЛЛ ТАРЛИ): Выглядело это невероятно нелепо. Здоровый такой гульфик – очень вульгарно, хотя и лестно. Я купился, потому что раньше Сэма не показывали у него дома, а родители считали его идиотом. Может, его и одевали как дурака, пока в Ночной Дозор не отправили.

ХАННА МЮРРЭЙ: Он только об этом и говорил. «Видела мой новый костюм? А шапочку?» Очень был раздражен. Я отвечала: «Да все нормально». Потом пошла к Дэвиду и говорю: «Может, скажем ему уже?» А он: «Давай».

ДЖОН БРЭДЛИ: Думаешь, что уж тебя-то не разыграют, и вот поди ж ты.

ДЭН УАЙСС: Ближе к концу труднее стало, никто никому не верил.

Глава 13

«И с криком бросаешься на врага»

 «Игра престолов» за восемь сезонов побила много рекордов. Один из них – продолжительность пыток одного из героев. Бастард Русе Болтона, Рамси, берет Теона Грейджоя в плен в конце второго сезона и не выпускает из своих когтей до конца пятого. В промежутке бывший воспитанник Старков каждый раз, появляясь на экране, терпит физические или моральные истязания от рук завладевшего им садиста. Годы пыток сказались и на актере Алфи Аллене, невольно перенявшем какую-то долю мучений своего героя.

Все начинается во втором сезоне, когда Теон предает Робба Старка и захватывает Винтерфелл, тщетно пытаясь заслужить одобрение своего отца Бейлона. Маленьким Брану и Рикону удается бежать, и Теон убивает вместо них двух сирот, не желая признаваться в своей оплошности. Как и Уолдер Фрей, он боится, что любое проявление слабости приведет его к гибели.

Постоянный мотив в книгах Мартина дает нам понять, что захватить власть непросто, но удержать ее намного труднее, а если у правителя есть какие-то принципы, то это практически невозможно. «Усидеть на троне в тысячу раз труднее, чем завоевать его», – сказал король Роберт. Теон усваивает этот урок на собственной шкуре.

ДЭН УАЙСС (АВТОР ИДЕИ, ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР): Теон, как Голлум из «Властелина колец», очень непростой персонаж. Не положительный, но и не совсем отрицательный. Он постоянно делает неправильный выбор, но почему – понять можно. Он хочет того же, чего и мы все. Хочет, чтобы его принимали всерьез, желает чего-то добиться, жаждет, чтобы отец им гордился. Но это приводит его к ужасным поступкам, и вестеросская карма настигает его. По-своему он очень типичен.

БРАЙАН КОГМАН (ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ СОПРОДЮСЕР): Из тех сцен, которые написал я сам, мне особенно нравится эпизод во втором сезоне, где Теон пишет Роббу донос на родного отца, а затем сжигает письмо. Мы не знали, получилось ли у нас что-то, поскольку сцена короткая и без слов, но лицо Алфи в кадре показывало все, что нужно знать зрителю.

ДЭВИД БЕНИОФФ (АВТОР ИДЕИ, ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР): Теон оказывается в ситуации, где выигрыш невозможен. Он предаст либо лучшего друга, либо свою семью. Его считают изменником, но если бы он отправил Роббу это письмо, то стал бы предателем в глазах своих земляков, и никаких оправданий ему не нашлось бы.

АЛФИ АЛЛЕН (ТЕОН ГРЕЙДЖОЙ): Думаю, он просто сбился с пути. Он ведь еще мальчишка, и задатки у него неплохие. Его просто никто не учил отличать добро от зла. Да, ему подавали хороший пример, но не занимались им лично. Он лишь пытается доказать, что чего-то стоит, как и любой из нас, по-моему, хотя не все готовы это признать. Мы все хотим, чтобы родители нас одобряли, – разве нет?

Рамси в процессе истязаний кастрирует Теона – это даже в «Престолах» не стали подробно показывать.

АЛФИ АЛЛЕН: Я понимал необходимость такого хода: это огромное потрясение для любого мужчины, а у Теона и вовсе отнимают его единственное оружие. Власть он обретает только в постели, ведь за него все всегда решали другие. Теперь он остается