Вытащенная наугад книга на поверку оказалась до чертиков занудной некромантией в схемах и рисунках. Ничего интересного, куча таблиц, графиков и прочего малопонятного и скучного чтива. Вместо снотворного – милое дело. Сцапала другую. Огромный, тяжелый, в потертом кожаном переплете с золотым тиснением и закрывающийся на массивную золотую застежку фолиант произвел впечатление одним своим видом. Но стоило одной любопытной ведьме сунуть в нее нос, дабы ознакомиться с содержимым, книга издала пронзительный вопль, перед которым крик баньши так, тихая распевочка.

Книга орала на одной протяжной высокой ноте. Противный, ни с чем не сравнимый звук, отчасти напоминающий царапанье железом по стеклу, заставил меня оглохнуть, а волосы на голове встать дыбом. В довершение ко всему, звуковая волна прокатилась по колбам и флаконам на стеллажах, заставив стекло дребезжать и лопаться. Дождь из мелких осколков посыпался на пол, полились зелья, просыпались истолченные травы и ингредиенты для декоктов. Все это смешалось в удивительное по едкости амбре, заставившее слезиться глаза и немилосердно чихать до звона в голове.

Неожиданно дверь в комнату распахнулась настежь, и быть бы мне застигнутой на месте преступления среди учиненного погрома, словно нашкодившей кошке, если бы за мгновение до этого печального события чья-то крепкая рука бесцеремонно не втащила меня за занавеску. В комнату вихрем ворвался Дельфициус. Обозрев причиненный ущерб, колдун исторг вопль, полный нечеловеческого страдания:

– Тимофей!!!

Занавеску дернуло звуковой волной. Мы в ужасе затаились, как мышь под веником. Любое неосторожное движение грозило огромными неприятностями. Что-то подсказывало, что колдун не запрыгает от радости на одной ножке. Пришибет на фиг! Только мокрое место останется. Впрочем, шучу. И мокрого места не будет.

Мы крепко прижались друг к другу, стараясь стать как можно более незаметными, и во все глаза таращились в щель между тяжелыми бархатными портьерами. Запустение, царившее в замке, не пощадило роскошный бархат, и теперь мне приходилось делать отчаянные усилия, чтобы не чихнуть ненароком.

Пыль упорно лезла в нос. Я искренне поразилась такой настойчивости с ее стороны. Действительно, странный способ закончить свой путь в легких у случайно встреченной ведьмы. А чихнуть хотелось. И чем дальше, тем больше. Колдун с отсутствующим выражением лица разглядывал руины, бывшие когда-то его лабораторией. Когда же он уберется?! В комнату ввалился Тимофей с неимоверно распухшими ушами и ночным горшком на голове, который так и не удалось снять. На плечах у него с царственным видом, присущим всему семейству кошачьих, восседал Василий.

И тут я все-таки чихнула. Пораженный необычным видом собственного ученика, смахивающего на средневекового рыцаря, в шлеме которого оружейник забыл проделать забрало, чародей чиха не расслышал. Зато я покачнулась. Обнаружила, что вместо ожидаемого окна за моей спиной оказалась пустота, и благополучно полетела вниз.

Мне повезло. Порожек, с которого я так элегантно грохнулась, оказался невысоким. Грабитель опасливо покосился на занавеску и плавно перетек поближе.

– Зачем так шуметь? Колдун может услышать, – шикнул он.

Нет бы посочувствовать, спросить, как я? Не болит ли чего? Есть же элементарная вежливость, в конце концов. Я обиделась на такое пренебрежительное отношение к моей особе.

– Разве ты не боишься демонов? – поинтересовалась я, припоминая обморок.

– Настоящие демоны способны мгновенно перемещаться, они не стоят столбом, когда в комнату врывается колдун, – выдал грабитель.

Ученый на мою голову попался. И откуда только знает? Почему все вокруг знают больше меня? Вопрос риторический – надо было на лекции ходить. Вот бы изобрели такой эликсир – выпьешь, и порядок, знаний полная голова. Не надо ночей не спать, шпаргалки строчить, перед экзаменом трястись, заклинания по улучшению памяти изобретать. А то последствия бывают непредсказуемые. Бывали прецеденты, когда особо хитрые обзаводились пурпурным цветом лица или, что еще хуже, стирали собственную память начисто. Учиться заново писать и читать – занятие не для слабонервных.

Между тем за занавеской Тимофей получал разнос от взбешенного мага. Сверкали молнии, дрожали стены. Судя по хаотичности разрядов, Тимофей метался по лаборатории как мышь, застигнутая на столе. И ночной горшок все еще пребывал на вихрастой голове, так как временами доносился глухой колокольный звон при ударах о стену.

В этот момент занавеска дрогнула и упала, явив взору вконец рассвирепевшего Дельфициуса наши скромные персоны. Маг ошалело уставился на нас, а мы – на него. Пауза затягивалась. Первому игра в гляделки наскучила Дельфициусу.

– А вы что здесь делаете?! – прогремел он.

Вот уж не подозревала, что в столь тщедушном на вид теле скрывается воистину громоподобный бас. В руке мага вспыхнул боевой пульсар. Мы дружно охнули. Взгляд заметался по комнате в поисках укрытия. Как назло, такового не обнаружилось. В комнате интерьер украшало лишь большое круглое зеркало на стене. Мы пригорюнились. Жить хотелось, а деваться некуда. Я приготовилась мужественно встретить свой конец, возможно, стоя на полу на коленях, умоляя прикончить первым вора.

Мечущийся кругами Тимофей не вписался в поворот. Он со всего размаху врезался в учителя, сбив последнего с ног. Пульсар сорвался с пальцев падающего мага и просвистел мимо моего уха, обдав нестерпимым жаром правую щеку и подпалив несколько волосков.

– Мама! – вскрикнула я, оседая на пол.

Вор, не растерявшись, крепко вцепился мне в руку и поволок куда-то.

Как назвать место, в которое можно попасть, пройдя сквозь зеркало? Странное? Наверное. В воздухе плыло знойное марево. И я еще жаловалась на летнюю жару! По сравнению с тем климатом, где мы оказались, испытанное ранее летнее пекло казалось всего лишь небольшим дискомфортом. Пустыня. Куда ни глянь – песок, барханы, жалкое подобие растений в виде немногочисленных саксаулов и солнце… солнце… солнце… Багровый раскаленный шар, багровое раскаленное небо, полное отсутствие облаков и перспектив на тень или дождь. Зато смерть от стремительного обезвоживания организма – пожалуйста, сколько угодно. Словом, ситуация пессимистичная до крайности.

Мой спутник повел себя, мягко говоря, странно. Он бухнулся на песок и принялся стенать, посыпая голову песком за неимением пепла.

– О горе нам! Горе! – вдохновенно завывал он. – О, горькая судьба, занесшая меня в Темный мир, не иначе как в наказание за грехи!

Раскаявшийся вор – это нечто. Надо же как его зацепило. Даже волосы принялся на себе рвать. Мазохист. Точно мазохист.

– Послушайте, любезный. – Я осторожно тронула за плечо страдальца, стараясь, однако, не делать резких движений, а вдруг укусит. – Интересно узнать, в целях самообразования, а что такое Темный мир?

– Ну это уж слишком! – возмутился тот, прерывая стенания. – Издеваешься, да?