от особенностей их действия, могут быть лишь одним из элементов любого долговременного лечения болезни.

Однако в Дорадо-Бич эта идея встретила традиционное неприятие. Возражал даже один из коллег Розенталя по Национальному институту психиатрии. Он утверждал, что единственной причиной можно считать детство, проведенное в хаосе или нищете, ведь согласно новым исследованиям, чем крупнее город, тем более широкий слой общества имел отношение к шизофрении. Но тот же коллега признал существование вопроса о причинно-следственной связи: это бедность обусловливает шизофрению или же врожденное психическое заболевание толкает семьи к нищете?

Вновь возникла и тема шизофреногенной матери. Представитель Хельсинкского университета на протяжении всего выступления клеймил позором матерей: «ожесточенных, агрессивных и лишенных естественной теплоты, тревожных, неуверенных и часто обсессивных». При этом финский психотерапевт не смог объяснить, почему у одной и той же матери одни дети заболевают шизофренией, а другие нет. У него была лишь уверенность в том, что всему виной плохое материнство.

На конференции присутствовал и Теодор Лидз со своей теорией динамики семейных отношений. Он заявил, что у ребенка может не получиться полноценно повзрослеть, если «он ощущает очень мало заботы в первые несколько лет своей жизни или получает серьезные психологические травмы». Йельский психиатр не приводил данных, подкрепляющих его позицию, а лишь ссылался на собственный опыт работы с семьями больных шизофренией.

Неделя прошла примерно в таком духе. 1 июля, в последний день конференции, Розенталю, как ее организатору, было необходимо подвести итоги обсуждений. Он подошел к этой задаче осторожно и начал свое выступление с шутки. Розенталь сказал, что полемика между сторонниками наследственности и среды напоминает ему «французских дуэлянтов в белых рубашках, настолько тщательно уклоняющихся друг от друга, что им нипочем даже опасность простудиться». Далее он дипломатично заметил, что считает позитивным сигналом то, что присутствующие сочли для себя возможным собраться вместе: «Мы смогли в течение недели просиживать здесь целыми днями и слушать людей, которые высказывают мысли как соответствующие нашим собственным представлениям, так и прямо противоположные им. И при этом нас не поразило какое-то ужасное несчастье, напротив, я надеюсь, что все мы заразились духом искреннего внимания к данным и мнениям других людей»

До настоящего примирения было еще очень далеко. Тремя годами позже глава отдела семейных исследований Национального института психиатрии Дэвид Райсс будет по-прежнему упоминать «два враждующих лагеря» сторонников наследственности и влияния окружающей среды. А в это же время семьи, подобные Гэлвинам, оставались предоставленными сами себе. Ведь психиатры слишком увлечены профессиональной дискуссией, чтобы оказывать им реальную помощь.

В своем выступлении Розенталь назвал хорошей новостью то, что «теперь получены ответы на все высказанные в последние годы обоснованные сомнения и аргументация в пользу наследственности признана убедительной». Он предположил, что «эту конференцию будут вспоминать как момент, когда наши ведущие исследователи семейных взаимоотношений открыто и недвусмысленно признали, что наследственность имеет отношение к развитию шизофрении».

Однако из этого признания вытекал еще более сложный вопрос. Как сказал Розенталь, «в самом строгом смысле, наследуется не шизофрения как таковая. Совершенно очевидно, что шизофренией заболевает не каждый носитель этих генов». Болезнь действительно генетически обусловлена, но не всегда передается следующему поколению, и вопрос о том, как такое возможно, по-прежнему стоял перед всеми присутствующими.

«Причастные к этому гены порождают некий эффект, природу которого мы пока не смогли постичь», – сказал Розенталь.

Глава 15

Дон

Мими

Дональд

Джим

Джон

Брайан

Майкл

Ричард

Джо

Марк

Мэтт

Питер

Маргарет

Мэри

Наверное, для Мими не было ничего важнее, чем безупречное празднование Дня благодарения. Целый день она занималась приготовлением праздничного ужина, а накануне сооружала пряничный домик, чтобы вовремя выставить его на всеобщее обозрение. В последние годы Мими приходилось терпеть и кидание едой за столом, и бои братьев с использованием кухонных полотенец в качестве оружия, но каждый ноябрь она все равно надеялась на прекрасное застолье в семейном кругу.

Шел 1972 год. Джозеф, трое братьев-хоккеистов и две девочки жили вместе с родителями. Как и вернувшийся из Пуэбло Дональд. Ближе к вечеру приехали Джим с Кэти и малышом Джимми, а затем и Брайан, Майкл и Ричард. Не было только Джона, который проводил праздник с семьей своей жены Нэнси. Такая концентрация Гэлвинов в одном месте была явно взрывоопасной. Перепалки начались практически сразу же и продолжались вплоть до самого ужина – ребята пикировались друг с другом по поводу того, кто слишком много ест, кому положено заниматься уборкой, кто олух, а кто говнюк.

Слишком много положил!

Куда тебе столько?

Мне вообще ничего не оставил!

Значит, тебе невезуха!

Двинься! Ты отстой!

Ты сосешь!

Пошел на хер!

Говна кусок!

Не моя очередь мыть посуду!

Помощи от тебя не дождешься!

Слабак!

Ты у нас вообще за девочку!

Пойдем-ка выйдем!

Маргарет мысленно готовилась к худшему. В этот праздничный день ей, десятилетней девочке, поручили выгладить столовое белье, расставить приборы и разложить салфетки. Хлопоты позволили ей быть поближе к матери и подальше от мальчиков. По семейной традиции места за столом распределялись заранее. Дон, как патриарх, сидел во главе, по правую руку от него – требовавший особого надзора Дональд. Мими занимала место напротив окна во двор в середине правой стороны стола, рядом с ней усаживались шахматист Марк, задумчивый Джо и непослушный Питер, за которым глаз да глаз. Левша Маргарет всегда устраивалась с краю, а малышка Мэри – поближе к ней. Мэтт располагался напротив них, по соседству с Джимом и Кэти. Однако в этом году никто даже не успел сесть за стол, когда произошло худшее, что можно было представить.

Джим и Дональд враждовали между собой яростнее, чем когда-либо прежде. Стоило им оказаться вместе в одном помещении, как начиналась стычка. Джим считал Дональда ослабевшим врагом, которого он наконец-то может одолеть. Вероятно также, он видел в нем неприятное напоминание о бредовых припадках, случавшихся с ним самим. Так или иначе, Дональда следовало гасить, и это обязан делать он, Джим. В свою очередь, Дональд относился к Джиму как к надоедливому типу, от которого просто житья нет. Ему хватило унижений – от жены, которая не захотела с ним жить, от братьев, которые не желали ему подчиняться, как положено. Появление Джима с его начальственным видом становилось для Дональда последней каплей.

В результате Дональд и Джим сцепились. Они начали бороться на своем обычном месте, в гостиной. В свое время преимущество оставалось за Дональдом, но после больницы и нейролептиков он ослаб, и сейчас силы выглядели примерно равными. А когда кто-то увел из комнаты маленькую Мэри, схватка стала