Все былые аргументы Дона – и что Мими слишком либеральничает с мальчиками, и что он верит в пользу суровых уроков жизни, и что во всех книгах о самопомощи написано, как нужно пробивать себе дорогу своими силами, – теперь никуда не годились. После того как случилось самое худшее, Мими больше не собиралась отказываться ни от кого из своих больных детей.

* * *

Питеру, как самому младшему из братьев, казалось, что над ним столько начальников, что лучше вообще не обращать на них внимания. Он начинал спорить и возражать по любому поводу и был так строптив (два-три дестяка лет спустя ему бы наверняка поставили диагноз «оппозиционно-вызывающее расстройство»), что Мими привычно обзывала его «шпаной» и придиралась ко всему, что он делал не так с ее точки зрения. Возможно, в этом она несколько перегибала палку, но считала это оправданным: дела в семье и так хуже некуда, а тут еще Питер как будто нарочно старается усугублять ситуацию. Разумеется, ее еще больше угнетала мысль о том, что если Питер и впредь будет продолжать в том же духе, то может пойти по пути Дональда, Джима и Брайана.

Вероятно, дух противоречия присутствовал у Питера всегда, но, судя по всему, инсульт отца, непосредственным очевидцем которого он стал, окончательно разрушил все его механизмы самоконтроля. Мальчика ловили за воровством и даже за мелкими поджогами. А вскоре после инсульта Дона, во время урока алгебры, он вдруг заговорил со своими одноклассниками на «птичьем языке». Когда учительница попыталась остановить его, он подошел к ней, уселся на край стола и продолжил нести тарабарщину. После того как она вернула Питера на его обычное место, в классе появились директор и завуч в сопровождении учителя физкультуры. Последнего они прихватили с собой на случай, если Питер начнет буйствовать.

Питера положили в больницу Пенроуз в Колорадо-Спрингс, но очень ненадолго: он пробыл там ровно столько времени, сколько потребовалось врачам, чтобы купировать его состояние. Когда он вернулся домой, Мими, которой хватало забот с больным мужем, решила отправить его в хоккейный лагерь, как и предполагалось ранее. Там Питер расклеился окончательно. Он мочился в постель, плевал на полы и затевал драки. Прямо из лагеря его увезли в частную психиатрическую клинику в Колорадо-Спрингс, где в течение нескольких недель к нему не допускали никаких посетителей.

В начале сентября Мими наконец разрешили навестить его. Она вошла и увидела Питера, привязанного к кровати без простыней и лежащего на ней в одних трусах. Вся палата провоняла мочой. Мими незамедлительно забрала сына оттуда. Перед отъездом Питеру прописали небольшие дозы компазина – лекарства, обычно применяемого для подавления тошноты и рвоты.

Выбор у Мими был невелик. Государственная психиатрическая больница в Пуэбло, где лечился Дональд, выглядела слишком неподходящим вариантом для мальчика такого возраста. Поэтому поздним сентябрьским вечером Питера положили в больницу Колорадского университета в Денвере. Он находился в приемном покое так долго, что описался. На первом приеме его речь была невнятной до полной неразборчивости.

«Как это ни печально, но, когда пациент стал вести себя провокативно, его родственники решили, что он вернулся в свое нормальное состояние», – написал лечащий врач.

Доктор обратил внимание на то, что и Мими, и Дон говорят о Питере как о еще одном сыне, который потерял рассудок. Очень скоро персонал клиники услышал и про остальных детей Гэлвинов.

Они узнали о Дональде и о об удручающей динамике его взаимоотношений с Питером. Чем страннее становилось поведение Дональда, тем больше дразнили этим Питера в школе и тем болезненнее он воспринимал присутствие старшего брата дома. «Быть первым номером просто, а вот десятым сможет не каждый», – говорил Питер.

Они вспомнили о Джиме, который в свое время поступил во взрослое психиатрическое отделение этой же больницы в состоянии, которое врачи определили как «острое шизофреническое, усугубленное параноидными идеями».

Им стала известна история Брайана, совершившего убийство с последующим самоубийством. А еще персонал больницы заметил, что не все в порядке с Джо, замкнутым седьмым сыном Гэлвинов. Согласно заметкам одного из докторов, навещая Питера в больнице, он «рассказал психотерапевту пациента, что в прошлом у него случались схожие симптомы».

Похоже, не за горами был уже пятый случай. В медицинских документах содержалось лишь указание на то, что следует внимательно отслеживать у Джо признаки появления психоза, схожего с тем, что овладел его братьями. Худшие опасения Дона и Мими подтверждались. Что-то происходило со всеми мальчиками – сначала с Дональдом и Джимом, затем с Брайаном, теперь с Питером, а вскоре, возможно, и с Джо. Родители не представляли себе, как это остановить, если сделать подобное вообще возможно.

В поисках причин Мими и Дон обращались к душевным потрясениям каждого из братьев: проблемным бракам Дональда и Джима, разрыву Брайана с Нони, инсульту отца в присутствии Питера. Мими еще и копалась в истории семьи – возможно, у кого-то из дальних родственников обнаруживались какие-то настораживающие признаки. Как-то раз у матери Дона случилась депрессия, как и у самого Дона после войны. А эмоциональный надлом, постигший Дона в Канаде? Разве это не считается расстройством психики? Может быть, Дон и является источником заразы, которую рано или поздно суждено подцепить всем их мальчикам?

А может, всему виной наркотики. Когда-то мальчики слушали оперные спектакли, а теперь у них круглосуточно орут Джими Хендрикс и группа Cream. На ЛСД подсаживались и Брайан, и Ричард, и Майкл, да и тихоня Джо тоже. Шахматный вундеркинд Марк баловался аддераллом и прочими стимуляторами. Даже Мэри в пятилетнем возрасте покурила травку с подачи Питера и Мэтта, которые скорей всего стащили ее у кого-то из старших братьев. Дон и Мими время от времени обращали внимание на происходящее, но полностью контролировать такое количество мальчиков были не в силах. Они никак не могли предвидеть, что наркотики внезапно заполонят все вокруг, и уж точно не думали, что это коснется их собственных прекрасных детей.

Так в круге подозреваемых образовалась контркультура как таковая. Может быть, то, что происходит с мальчиками, просто еще один аспект нынешних беспокойных мятежных времен?

Однако наблюдавшие Питера врачи придерживались другой теории.

Заметки медперсонала, относящиеся к периоду госпитализации Питера в 1975 году, говорят о Мими необычно жестко. Один из врачей пишет о том, что она «не хочет или неспособна воспринимать неприятные факты» и очень хорошо умеет подавать Питеру «смешанные и двусмысленные сигналы» (очевидная отсылка к теории двойной связи[50]), а также «успешно мешает ему высказываться на неоднозначные темы».

Доктор отмечал, что на сеансах психотерапии с присутствием Мими Питер пытается затрагивать темы своих галлюцинаций и страхов, но она не позволяет ему говорить об этом. «Складывается впечатление, что аналогичную роль мать играет и в отношениях