– Зачем вы его привели, товарищ генерал? – спросил пленник, с укором посмотрев на Лукьянова. – Чтобы надо мной поиздеваться?

Понятия субординации Абдуллаев еще не потерял и пытался, видимо, этими словами войти к Николаю Владимировичу в доверие. Дескать, я такой спокойный и добрый, почти мягкий и пушистый, а тут какой-то капитанишка под ногами мельтешит, настроение портит, и оттого пушистость дыбом встает…

Но генерал тоже в психологии разбирался, словесную пушистость с густопсовостью не спутал и ответил прямо:

– Так ты же сам просил встречи с ним.

– Я просил беседы наедине, – Абдуллаев начал что-то понимать, и в голосе его прозвучала надежда если уж не освободиться, то хотя бы удовлетворить свою мстительность.

– Вот-вот… Валар тоже хочет с тобой наедине побеседовать. А мы вам мешать не будем. Мы люди скромные, выйдем…

Лукьянов улыбнулся не менее загадочно, чем уже несколько веков подряд улыбается Джоконда, и сделал знак часовым выйти вместе с ремнем. И сам вышел следом за ним. Дверь закрылась. Абдуллаев, глядя на меня чуть ли не с насмешливым восторгом, начал высвобождать тело из объятий стула с подлокотниками.

– Скажи-ка мне, Валар, что будет, если я побью тебя? Если побью, несмотря на травмированную ногу?

– Ты сначала побей, – предложил я слегка наивно. – А про травмированную ногу жене рассказывай. Она, может быть, и поверит. Знает, наверное, что ты любишь ныть, как баба.

Магомеда моя наивность не смутила. Я заметил, как он под одеждой поигрывает мускулами, проверяя свою готовность к схватке. Но лицо его не показывало ни малейшего напряжения.

– И все же, Валар, если я тебя побью, твои друзья будут избивать меня всей толпой или попытаются сделать это по очереди? Я бы предпочел второе. Всех поочередно перебил бы, а потом спокойно ушел по своим делам.

– Мне кажется, ты полностью лишен чувства меры. Не переживай, образина, никто тебя пальцем не тронет. Они люди хорошие, побрезгуют.

Магомед недобро ухмыльнулся, хотя хотел, видимо, только усмехнуться. Но злобный блеск глаз выдал его. Я начал добиваться своей цели; кажется, вывести его из равновесия не слишком сложно. При его самодовольстве любое правдивое слово о нем самом будет для него оскорблением.

– Я не грязная собака, чтобы мной брезговать.

– Не обижай собак. Ты хуже. Ты грязнее.

Разница в весе между нами достигала, наверное, двадцати с лишним килограммов. И потому Абдуллаев не понимал, как какой-то капитан, пусть в недавнем прошлом и капитан спецназа ГРУ, может позволить себе не бояться его. Не бояться его роста, веса и былой подготовки офицера спецназа ВДВ, а потом и полевого командира банды, что дает если не подготовку, то хотя бы уверенность в себе, часто переходящую в самоуверенность. Такое непонимание губит многих, даже спортсменов-чемпионов. А я уже выбрал правильную тактику темпового боя, которым владеют не многие спецназовцы. Мое преимущество заключается в скорости и в лишении противника возможности сосредоточиться и осмыслить. Не дать ни секунды на раздумья и на оценку действий – и тогда имеешь большой шанс выйти победителем в схватке с любым противником. И я к такой схватке был готов. Готовность эта отрабатывалась годами и зависела не от собственной скорости мышления – что тоже, конечно, немаловажно и является существенным фактором успеха, – а от заготовленных движений, комбинаций и каскадов ударов, которые выполняются безостановочно в автоматическом режиме. Я этого автоматизма долго добивался. Вообще-то у меня хорошая реакция, способам защиты я обучен и в состоянии правильно защититься от ударов. Но у него руки намного длиннее моих, и, подходя к нему на убойную дистанцию удара, я всегда рискую нарваться на встречный удар. И здесь может сказаться разница в весовых категориях. По крайней мере, при обычной манере ведения боя схватка может оказаться равной. А мне это ни к чему. И потому лучше всего продемонстрировать навыки темпового боя. Крупные люди, как правило, такой вид «рукопашки» плохо выдерживают…

Медленно и вальяжно поднимаясь из-за стола, демонстративно расслабленно, хотя, как я заметил, и с трудом сдерживая себя, Магомед по-прежнему держал одну руку на столешнице, создавая ей толчковую опору, а вторую заложил за спину, на спинку стула. Поза была не слишком ладная, но я его понял. Наверное, спецназ ВДВ готовят или хотя бы стараются готовить в каких-то аспектах по методике спецназа ГРУ. А наша методика обучает использовать в схватке не только кулаки, ноги и знаменитые малые саперные лопатки, но и вообще все, что подвернется под руку – от камня до карандаша, от бродячей кошки до горсти песка, и вообще всего, что может достать рука. Это важный принцип, который грех не использовать. В данной ситуации, как я понял, Абдуллаев собирался использовать стул. Тот был, надо сказать, нелегким. Чтобы поднять его за спинку, держа только пальцами, и нанести из такого положения удар, пальцы нужны сильные. Но он решился, значит, силу своих пальцев знал. Но и я понимал его движения, словно по книге читал. Для нанесения удара ему не следует полностью выпрямлять ноги. Чтобы использовать естественную пружинистость мышц и суставов, бить надо из слегка согнутого состояния. Я же за ногами не следил. Я следил только за выражением лица, за реакцией зрачков. И поймал момент, когда зрачки резко расширились. Это значило, что рука напряглась с предельной силой и пальцы вцепились в спинку тяжелого стула. И едва ножки стула оторвались от пола, я уже нанес встречный удар ногой в грудь, снова усадив Абдуллаева на тот же стул. Бил я в район межреберья, прикрывающего сердце. Будь у меня возможность ударить с разворота на триста шестьдесят градусов, то есть имей я в запасе две-три секунды или хотя бы с разбега в три шага, я бы проломил ему межреберье и остановил бы сердце навсегда. Но ни такой возможности, ни такой цели я не преследовал. Мне Абдуллаев нужен был живым и лишь слегка нездоровым.

Магомед пришел в себя сразу же. И не упустил возможности съехидничать:

– В первый раз ты ударил меня сзади. Подленько, но это уже твое дело… Во второй раз ты ударил меня сидячего. Еще подлее…

– Не чеши языком, чтобы его не откусить. Я просто ударил на опережение, когда ты начал поднимать для удара стул. А сказки про подлые удары ты можешь рассказывать сокамерникам, которые тебя «опускать» будут. Это твоя участь…

– Меня? «Опускать»? – возмутился он.

Но я стоял на своем.

– Тебя. Это твое гарантированное будущее.

– Что ты несешь?! – Он был взбешен, и оттого явственнее проявился акцент.

– Я не бросаю слов на ветер, – я сказал так, как умею говорить солдатам, – так, чтобы ни тени сомнения в моих словах не проявилось. – Такую участь я тебе обеспечу и позабочусь о том, чтобы это радостное для тебя события стало известно многим.

Я ждал его реакции. Но все же для своего веса он среагировал очень быстро, чем удивил меня. Прыжок был совершен из сидячего положения, через стол, который, конечно, помешал, затормозив движение тела в конечной фазе. Но еще больше затормозили это движение мои встречные действия. Одновременно с его прыжком я сделал шаг вперед с выставленным локтем, который пришелся ему прямо в висок…