Остановившись, Паламед как завороженный слушал льющуюся из-под пальцев незнакомца мелодию, не смея даже малейшим движением выдать свое присутствие. Он забыл обо всем: и о своей тоске по родине, и о страшной ране, и о скорой неминуемой смерти. Словно морские волны, звуки музыки подхватили его, унося далеко к небу, где не было мирских забот и где была лишь чарующая, словно капли золотого дождя, мелодия.

Сыграв три аккорда, завершающих мелодию, юноша у костра наконец отложил инструмент в сторону и с удивлением посмотрел на Паламеда. Воин, прихрамывая, подошел к огню.

– Присаживайся, странник, – гостеприимно предложил незнакомец. – Ведь ты пришел с благими намерениями?

Паламед присел у костра, отметив, что от пламени абсолютно не исходит жара, а лишь яркий желтоватый свет, бросающий причудливые тени на ближайшие деревья.

– Кто ты? – спросил Паламед, благодарно принимая у юноши сосуд с вином. – Почему ночуешь на острове?

– Я один из паломников, пришедший вознести дары Ахиллу, – пояснил юноша. – Молясь в храме, я задержался, и мои братья отплыли без меня.

Паламед кивнул, утоляя жажду. Странно, но вино совсем не ударяло в голову. Наверное, хорошо разбавлено.

– А что тебя привело на Белый остров? – спросил златокудрый. – С какой целью ты здесь?

– Я умираю, – просто ответил Паламед. – Совсем недавно я был ранен в бою отравленным копьем, и теперь смерть постепенно пожирает мое тело.

– Ты чувствуешь боль? – спросил юноша, подкидывая в огонь сухие ветки.

– Раньше чувствовал, – пожал плечами Паламед. – Сейчас ощущаю лишь холод. Близок, видно, мой исход в царство мертвых.

– Я вижу на твоем теле много боевых шрамов, – заметил незнакомец. – Наверное, ты искусный воин? Паламед кивнул:

– Много врагов пало от моей руки, но не уберегся и я. Жалею лишь, что не смогу перед смертью повидать жену с сыном. Они знают, что война уже закончилась, и наверняка ждут моего возвращения домой.

Златокудрый внимательно посмотрел на него.

– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнил он. – Для чего ты приплыл на Белый остров?

– Я думал здесь исцелиться. Мне рассказали, что если помолиться Ахиллу в его храме и попросить даровать исцеление, то, возможно, он внемлет молитвам, вдохнув в умирающего новую жизнь.

– А почему Ахилл должен помогать тебе? – удивился юноша. – Чем ты заслужил его благосклонность?

Лицо Паламеда вспыхнуло, окрасив бледные щеки ярким румянцем.

– Ахилл был великим воином, храбрым и благородным. Ни разу моя рука, сжимающая меч или копье, не дрогнула перед ликом врага. Я доблестно сражался за родную Элладу, не щадя ни себя, ни врагов. Я не заслужил такой мучительной смерти, я должен был пасть в бою.

– Да, ты прав, – согласился златокудрый. – Ахилл покровительствует не только мореплавателям, но и доблестным мужам Эллады, чье сердце бьется яростнее сердца тигра и чья рука с оружием тверже гранита.

В костре тихонько потрескивали сухие сучья. Задумчиво обхватив руками колени, юноша пристально вглядывался в рвущиеся к ночному небу языки пламени.

– Долго ли ты не был дома? – наконец спросил он.

– Целых восемь лет. Мой сын, наверное, сильно вырос. Когда я уплывал на войну, он был еще совсем крохотным.

– Что же ты ни разу за эти годы не посетил родные земли?

– Я был наемником, – пожал плечами Паламед, – и не имел права на продолжительные отлучки. Я несколько раз просил отпустить меня проведать семью, но мне все время отказывали.

Снова взяв в руки кифару, юноша заиграл на ней какую-то грустную мелодию, отсутствующим взглядом уставившись на костер. Паламед вздрогнул, почувствовав резкий укол боли, рана на его бедре начала пульсировать. Воин едва сдержал себя, чтобы не застонать. Догорающий костер ярко вспыхнул с тройной силой, роняя вокруг снопы шипящих искр. Рядом с собой Паламед увидел высокую стройную фигуру, облаченную во все черное. За спиной у зловещего вестника смерти свисали громадные черные крылья. Он сразу же узнал Танатоса – бога смерти.

…В правой руке Танатос держал меч, а в левой – песочные часы, которые он тут же швырнул в огонь.

– Твое время истекло, – глухо произнес грозный бог. Все еще не веря, Паламед быстро огляделся, но златокудрого юноши с кифарой нигде не было видно.

– Идем! Аид заждался!..

И Танатос поднял меч… Земля у его ног со стоном разошлась, образуя узкий проход вниз, куда вели ступеньки из черного камня.

Танатос ждал.

На поляне совсем не было ветра, но, несмотря на это, черный плащ за спиной вестника смерти зловеще развевался, словно терзаемый порывами бури. Подчинившись неизбежному, Паламед спустился в тускло освещенный бледным светом пролом. Танатос последовал за ним.

Они долго спускались вниз. Ступени были неровными, и Паламед то и дело спотыкался, хватаясь за покрытые плесенью стены туннеля. Когда спуск наконец закончился, пред взором воина открылась гигантская пещера Тэнара, дно которой было сплошь покрыто бледными цветами асфоделей.

Танатос остановился.

– Дальше пойдешь сам, – тихо произнес он. – Достигнув вод Ахерона, заплатишь перевозчику, и он переправит тебя в царство Аида. И не вздумай возвращаться. Страшная кара ждет того, кто пересекает долину асфоделей дважды. А впрочем, ты ведь и сам все прекрасно знаешь…

Утопая по колено в бледных цветах, Паламед направился прочь от туннеля, впустившего его в царство мертвых. В конце гигантской, поросшей диким тюльпаном пещеры действительно текла речка. Ее воды были черны, и веяло от них холодом смерти.

Присев на берегу, Паламед принялся ждать.

Перевозчик долго не появлялся. Прошло довольно много времени, прежде чем из тьмы, окутанная сизым туманом, появилась длинная лодка Харона. Лицо старика скрывал сильно надвинутый на глаза капюшон, но Паламед всей своей кожей ощущал суровый, холодный, словно воды Ахерона, взгляд.

Лодка тихо ткнулась в черный каменистый берег.

Воин встал, протянув Харону две серебряные монеты. Старик кивнул, указывая, чтобы Паламед забрался в лодку. Паламед подчинился, и лодочник, орудуя длинным шестом, направил свое суденышко в туман.

Воин не ощущал страха. Он с детства знал, как должно выглядеть царство Аида, и потому, наконец попав сюда, абсолютно ничего не боялся. Происходящее с ним казалось ему неким сном, странно граничащем с явью, словно он одновременно был и под землей, и снаружи, лежа без чувств в траве на Белом острове.

Лодка Харона достигла противоположного берега, откуда, по легендам, не было возврата, и Паламед сошел на выжженную землю.

Всюду царил сизый клубящийся туман. Воин замер в нерешительности на противоположном берегу Ахерона.

– Что же ты стоишь? – спросил знакомый гулкий голос, и из тумана возникла фигура Танатоса. – Или ты чего-то ждешь? Идем, каждый сошедший сюда оставляет все надежды за пределами вод Ахерона.