Шрифт:
Интервал:
Закладка:
П е р в ы й п а р т и з а н (с любопытством). Что?
В е с т о в о й. Он сказал: «Не хочу, чтобы меня убили вы».
П е р в ы й п а р т и з а н (смеясь). И по-твоему, это очень странно, а?
В е с т о в о й (глядя на окно). Он так странно протянул это «вы», будто хотел сказать что-нибудь особенное.
П е р в ы й п а р т и з а н. Что?
В е с т о в о й. Кабы я знал…
Г о л о с (за сценой). Ну что? Где вы там?..
П е р в ы й п а р т и з а н (открывая дверь). Да идем! (Вестовому.) Человек никогда не знает, что будет с ним. Да. Но то письмо он все равно не должен был подписывать — ты это запомни, — хотя бы и о ней шла речь…
В е с т о в о й. Это тоже верно.
П е р в ы й п а р т и з а н. Ты думаешь?
В е с т о в о й. Не знаю…
П е р в ы й п а р т и з а н (улыбаясь). Вот и я тоже… не знаю.
Оба уходят.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Тот же день, воскресенье.
Слева часть деревенской церкви, видна церковная кафедра.
Справа ризница.
На улице сильный дождь.
Воинский отряд из Подбуковъя в ожидании присяги своему знамени. В церкви — д е т и, п о ж и л ы е м у ж ч и н ы, ж е н щ и н ы.
В ризнице стоит Г н и д о в е ц, он в белой рясе и в мантии.
Рядом с ним — д в а б е л о г в а р д е й ц а, за причетников.
Ф о н з а проходит через ризницу, мокрый от дождя и по обыкновению слегка навеселе.
Ф о н з а. Хороший денек, прекрасный день. Но дай нам, боже, дней получше. (Останавливается рядом с капелланом Гнидовцем, протягивает к нему указательный палец, будто хочет проткнуть его большой живот.) Вы знаете, кто такой Бетховен? (Не дожидаясь ответа.) Бетховен был один, а нас двое. Не вы и я, а я и я. А теперь вы мне скажите, вы, образованный господин, кто лучше — я или я?
Г н и д о в е ц. Лучше скажите мне, что делает священник, отчего его еще нет? Вы были у него?
Ф о н з а. Был. Но он не в себе.
Г н и д о в е ц (недоволен). Что с ним? Ему плохо?
Ф о н з а. Плохо? Нет. Ведь он не органист. Ни одному священнику не бывает плохо. И именно это-то и плохо. Но он не в себе. Напротив, тот у него. Но и тот, который у него, тоже не в себе. Соломонова логика, однако господин капеллан Гнидовец не такая гнида, чтобы не суметь понять.
Г н и д о в е ц (показывает ему рукой в направлении хора). Поднимайтесь-ка наверх к своему органу и постарайтесь протрезветь.
Ф о н з а (напевает какую-то мелодию). Я протрезвею, господин капеллан. Мне это не составит труда, потому что я пьян. Но как протрезветь тем, кто пьян, когда трезв?..
Г н и д о в е ц. Ну, вы выучили?
Ф о н з а (помахивая папкой с нотами, которую держит в руках). Да-да. Не беспокойтесь! Я видел и его.
Г н и д о в е ц (весь внимание). Кого — его?..
Ф о н з а. Его, его. (Снова начинает петь.) Он у священника, господин капеллан, а выглядит так, будто пьян. Хотя на самом деле — нет. В том-то все и дело.
Г н и д о в е ц (переглядывается с Каетаном, который только что вошел и стряхивает мокрую пелерину). Значит, это Андрей задержал священника?
Ф о н з а. Напротив, священник задержал Андрея, но все равно Андрей зашел далеко — usque ad Romam aeternam! Или, по-нашему, — до Вечного Рима!
Г н и д о в е ц. Убирайтесь, болтун!
Ф о н з а. Я-то уберусь, другие же пусть смотрят, как бы их не убрали.
Г н и д о в е ц. Лучше вы смотрите, чтобы опять не взяли не те ноты, как в прошлый раз…
Ф о н з а. Ну, тогда все в порядке, ведь я играл для него — по крайней мере наполовину. А наполовину — для революции.
Г н и д о в е ц (в бешенстве подходит к нему и, напрягая свой бычий затылок, сверлит его взглядом). Что вы сказали?
Ф о н з а (невинно). Вы разве не знаете, что мою жену зовут Люция и что она рёва, потому что имеет такого мужа, как я? И что здесь такого, когда иногда за своим органом я думаю о рёве Люции?
Г н и д о в е ц (грозит ему пальцем). Подождите, на прощание мы эту вашу революцию поближе рассмотрим.
Ф о н з а (оглядывается). Ничего страшного, хотя мне с некоторых пор кажется, что и она слишком вами интересуется. (Уходит.)
К а е т а н (исподлобья глядя ему вслед). Ваш органист не так глуп, чтобы не уметь притворяться более глупым, чем есть.
Г н и д о в е ц. Верно. Надо будет завести нового органиста. (Тише.) И священник должен завести себе нового племянника. Где его черт носит? (Одному из двух белогвардейцев, что стоят за причетников.) Поди к господину священнику и скажи ему, чтоб во имя господа не мешкал больше.
П е р в ы й б е л о г в а р д е е ц уходит.
(Второму.) А ты пойди к нашим и скажи им, что господину священнику не совсем хорошо, но что он скоро придет. Пусть потерпят. И женщинам на хорах скажи, чтоб пели.
В т о р о й б е л о г в а р д е е ц. Что?
Г н и д о в е ц. Что угодно. Мне все равно.
В т о р о й б е л о г в а р д е е ц уходит.
Г н и д о в е ц (Каетану, который и на него смотрит не слишком приветливо — все люди кажутся ему сомнительными). Сейчас я по крайней мере знаю, как обстоят дела с нашим композитором. Только… что же нам с ним сделать?
К а е т а н (жест, означающий смерть). Только вина не должна пасть на нас.
Г н и д о в е ц. Понимаю, понимаю, идея неплохая. Да, а что ваши два приятеля? (Озабоченно.) Что с ними? Их все еще нет.
К а е т а н (мрачно уставился на свои сапоги). Боюсь, их больше не будет.
Г н и д о в е ц. Помоги господь, что за времена! И всю их ношу должны переносить мы! Остальные же сидят в мышиных норах. Как пример — наш милый священник Дагарин. Вы думаете, он отправился в Любляну действительно лечиться? Как бы не так! Он убрался отсюда, потому что ему было страшно. Мне же такие эпистолы расписывал, что все внутри выворачивало. «Дорогой брат в господе, что делают мои овечки? Тебе кажется правомерным заботиться о них, показывая собачьи зубы? Не лучше было бы, если бы их — как это было во веки веков — пас пастырь, а собака охраняла бы их от волков?» И только после того как я ответил ему, что наши овечки остались без того, другого, и что я должен быть одновременно и пастырем и собакой, он заиграл на других струнах. «Как с приходом, дорогой брат в господе? Прошу тебя посмотреть — что со жбаном над боковой дверью? Когда я уезжал, он протекал. Да и кирпич обвалился в моей спальне. Замени-ка его, дорогой брат в господе. Позови Янеза Долинара. Он в этих делах толк знает». (Помолчав.) А вышло, что Янез Долинар в других делах еще больше толку знает… И вместо того чтобы он покрыл приход кирпичом, приход должен был покрыть его землею. Вот так-то с нашим священником, дорогой господин. Но уж сегодня он от нас не уйдет. Он освятит наше знамя и будет говорить, если бы мне даже пришлось вот этими