После этих неудач республиканцев стало ясно, что войска УНР на Левобережье полностью разгромлены и на огромной территории Черниговщины и части Полтавщины их осталось только 200—250 человек. Эти силы не могли быть преградой для наступавших на Клев войск Муравьева.

На Правобережье республиканцев также стали преследовать неудачи... Большевистский ВРК 7-й армии Юго-Западного фронта решил направить в наступление на Винницу (в третий раз) все оставшиеся в его распоряжении силы — отдельные части 2-го корпуса. Этим частям удалось 10 января ворваться в Винницу и Вапнярку, далее путь лежал на Киев.

Интересно, что, хотя Симон Петлюра не был командующим всей украинской армией УНР и уже расстался с портфелем военного министра еще 18 декабря 1917 года, большевистские пропагандисты, командиры и руководители продолжали называть войска УНР петлюровцами вплоть до мая 1918 года. Слово «петлюровец» — эмоционально выразительное — использовалось «красными» пропагандистами как позорное клеймо для обозначения «предателя, врага, контрреволюционера», «буржуазного националиста», «убийцы и погромщика», который «набрасывает петлю на шею трудящихся». Понятие «петлюровец» с осени 1917-го заменило понятие «мазепенец» и до 1941 года было «обязательно-нарицательным» для врагов власти большевиков на Украине. Примерно с 1943 года «петлюровец» уступил место другому наименованию врага — «бендеровец».

Винниченко писал, что сами большевики и «разрекламировали» слово «петлюровец» в качестве обозначения главного врага. Петлюра при «содействии» большевиков-агитаторов дал свое имя целому движению за независимость Украины. В то же время для всех врагов большевиков это имя стало авторитетным и притягательным.

С 10 января многие в Киеве уже открыто говорили о неминуемости сдачи города «красным». Примерно в эти дни Винниченко, не видя выхода из сложившийся ситуации, решил подать в отставку. Он уже не мог принимать конкретных решений, его план компромиссов попросту не срабатывал. К тому же эсеровское большинство Рады, сосредоточив критику на премьере, активно рвалось к власти.

В ночь на 12 января 1917 года Центральная Рада под давлением фракции украинских эсеров приняла Четвертый Универсал: «Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельной, независимой, вольной, суверенной Державой Украинского Народа... Народная Украинская Держава должна быть очищена от направленных из Петрограда наемных захватчиков...»

Некоторые украинские патриоты выступали против немедленного провозглашения самостоятельности в условиях «немецкой и большевистской опасности», среди них министры и заместители министров Шульгин, Порш, Зарудный, Жуковский... Так, Шульгин заявлял еще за две недели до провозглашения независимости, «что независимость нам подсовывают немцы», что Украина таким путем будет подвержена немецкой оккупации. Даже сторонник самостийности М. Грушевский заявил, что самостоятельность — только этап на пути к свободной федерации народов Восточной Европы.

Остается неясной позиция Симона Петлюры по этому вопросу в те горячечные дни первой половины января 1918 года. Французы не одобрили Четвертый Универсал, и как «друг французов» Петлюра не должен был считать провозглашение самостоятельности необходимым в тех условиях. Но как патриот Украины он поддержал такое судьбоносное решение и выступил за полную самостоятельность Украины, но не по «германскому сценарию». Он еще надеялся на «внутренние резервы» в борьбе с «красными», надеялся на чудо — внезапное падение их власти в Петрограде...

То же письмо Маркотуна проливает свет на серьезную дилемму, которая стояла перед Петлюрой в начале 1918 года: или поддержать независимость Украины, оставаясь в лагере Грушевского—Голубовича, и этим косвенно поддержать мир с Германией, или пойти в фарватере французского масонства, активно выступить против мира с Германией и «несвоевременной» самостоятельности Украины. Петлюра попытался «дать средний ход» — выступить против Брестского мира, но приветствовать провозглашение самостоятельности Украины. Очевидно, при встречах с французами в декабре 1917 года Петлюра, ища поддержки, убеждал их в том, что он будет активно выступать против сепаратного мира и за сохранение статуса автономии Украины в составе России, заверяя французов, что он не «сепаратист». Но впоследствии Петлюра зарекомендовал себя как наиболее последовательный «самостийнык», чем очень разочаровал своих французских покровителей.

Об этих десяти днях из жизни Симона Петлюры известно достаточно много... Иногда его действия прослеживаются по минутам. За эти десять суток прошла целая эпоха не только в жизни Петлюры, но и в судьбе молодого украинского государства. В эти тревожные зимние дни оно впервые балансировало над бездной.

14 января 1918 года, в воскресенье, в штабе украинской республиканской армии царила паника. Куда-то исчезли бравые лощеные штабные офицеры из «бывших» и вальяжно-чванливые «щирые» комиссары из различных украинских социалистических партий. Многих кадровых офицеров смущал своей полной некомпетентностью недавно назначенный командующий Левобережным фронтом, главным «антибольшевистским» фронтом Украинской республики, энергичный Николай Шинкарь. Свою должность он получил только благодаря «активности» в партии украинских эсеров, которая в январе 1918 года постепенно перехватывала ключевые должности у социал-демократов... Приняв должность, Шинкарь сразу же начал конфликтовать и бороться за руководство с начальником штаба Киевского гарнизона, комендантом Киева, атаманом «Вольного казачества» инженером Ковенко, а также с командующим Генеральным штабом войск УНР генералом Бобровским и даже с главой военного министерства партийцем Поршем. Начальников — «гетманов» — тогда было в достатке, штабы организовывались в Киеве за государственный «кошт» во множестве, а вот солдат, желавших сражаться на фронте против «красных» — всего несколько тысяч!

Штабы мешали друг другу работать и только создавали видимость активной деятельности. Генералы «из царских» работали плохо, иногда явно саботировали, ждали восстановления прежнего строя, а социалистические партийные функционеры работать вообще не умели. В то время как на фронт штабисты и представители тыловых частей не стремились, оборону против наступавших «красных» просто некому было держать. Неминуемый крах Украинской республики после падения Полтавы, Екатеринослава и Харькова многим казался вопросом нескольких ближайших недель. В те же дни пришло пугающие известие — в районе Полтавы бесследно пропал (очевидно, был расстрелян) прежний командующий «противобольшевицким фронтом» подполковник Юрий Капкан вместе со всем своим штабом.

Шинкарь собрал оставшихся в Киеве командиров украинских частей в своем штабе на улице Лютеранской, не зная, в сущности, что делать дальше и к чему призывать... Он развел руками и констатировал:

«Мы за неделю потеряли практически всю Восточную Украину: Конотоп, Сумы, Миргород, Лубны, Ромодан... На станцию Гребинка провела наступление от Миргорода харьковская колонна «красных». В трехчасовом бою гайдамаки — 160 человек — пытались отбить нападение двух тысяч «красных». Результат боя, к сожалению, понятен — отступление армии УНР, наши потери: два броневика и две пушки, 17 солдат убитыми. Путь на Киев открыт со стороны юго-востока, со стороны Полтавской железной дороги, откуда наступают уже четыре тысячи «красных». Там нет значительных украинских войск прикрытия. И через два дня «красные» могут быть на окраинах Киева... Не менее опасные сведения получаем с Черниговщины. «Красными» частями Муравьева был захвачен Бахмач — главнейший железнодорожный узел северо-востока Украины. Наш лучший именной Дорошенковский полк был полностью разбит... Потери составили до 200 человек, 4 пушки. Путь на Киев и со стороны Черниговской железной дороги тоже уже открыт для большевиков...