– Я все равно должна попытаться. Дело не только в Бонни. Есть ведь и другие дети. Если я буду видеться с ним, он может проболтаться, сказать что-то лишнее.

Джо понимал, что отговорить ее не удастся, не стоит и стараться. По крайней мере, не сейчас.

Какое-то время, довольно долго, Ева лежала молча. Потом пошевелилась.

– У тебя мокрая щека. – Она протянула руку. Дотронулась до его ресниц. – Плачешь по моей Бонни?

– Да. Мне очень жаль. – Он откашлялся. – И ты тоже поплачь. Говорят, помогает.

– Не могу. У меня такое чувство, будто слезы собрались в тугой комочек где-то внутри меня, но проливаться не хотят. Может, потом… когда я верну Бонни домой.

– Тогда я поплачу за тебя.

– Правда? – Она прижалась к нему, уткнулась лицом в плечо. – Ты так добр ко мне. Может быть, Бонни это чувствует. Она была особенная, ее переполняла любовь. Я бы хотела, чтобы она знала тебя.

В какой-то момент Джо почти почувствовал, как было бы все, если бы в их жизни не случилась эта трагедия. Какой веселой и счастливой была бы Ева. Как полюбила бы его малышка Бонни. Образ возник и растаял, оставив горьковато-сладкий вкус печали. Увы, их ждало другое будущее, но довольствоваться нужно тем, что есть. Он сделает все, соберет для нее всю радость, все счастье, чтобы создать убежище и рай для них двоих.

Его губы коснулись ее лба.

– Я бы тоже хотел знать твою Бонни, Ева.

Диагностический центр

Джексон, штат Джорджия

27 января 23:55

Это все-таки случится.

Господи, не допусти этого.

– Она потеряется. Они все потеряются, – повторяла Ева.

– Идем, Ева. Тебе нечего здесь делать. – Джо попытался прикрыть ее от дождя большим черным зонтом. – Третьей отсрочки не будет. Губернатор больше не уступит. Люди и в прошлый раз выражали сильное недовольство.

– Он должен дать отсрочку. – Ее бледное лицо выражало крайнее напряжение, глаза горели отчаянием. – Я хочу поговорить с начальником тюрьмы.

Джо покачал головой.

– Он тебя не примет.

– Раньше же принимал. И губернатору звонил. Мне нужно поговорить с ним. Он понимает…

– Я провожу тебя к машине. Здесь холодно, а ты уже промокла.

Ева покачала головой. Взгляд ее как будто приклеился к воротам тюрьмы.

– Поговори с ним, Джо. Ты же работаешь на ФБР. Может, они тебя послушают.

– Поздно, Ева. Слишком поздно. – Он снова попытался затянуть ее под зонтик, но она отстранилась. – Не нужно было тебе приезжать.

– Ты же приехал. – Она кивком указала на столпившихся у ворот репортеров и операторов местных газет и телевидения. – И они тоже. У меня куда больше прав находиться здесь, чем у кого-либо другого. – Голос ее задрожал, но глаза оставались сухими. За все то время, пока проходил суд и рассматривались апелляции, она не проронила ни слезинки. Уж лучше бы поплакала, думал Джо. Может быть, ей стало бы хоть чуточку легче. Но Ева держалась, несмотря на все испытания, муки и ужасное напряжение. – Я должна остановить это. Должна открыть им глаза, заставить понять, что нельзя…

– Чокнутая сука!

Какой-то мужчина дернул Еву, разворачивая лицом к себе. Лет тридцати с небольшим, с искаженным болью лицом и красными от слез глазами. Джо узнал в нем Билла Вернера, отца одного из пропавших детей.

– Даже не пытайся им помешать! – прохрипел Вернер. Он схватил Еву за плечи и начал трясти ее. – Пусть они убьют его. От тебя и так было слишком много неприятностей, а теперь ты снова за свое. Отступись, черт тебя дери. Дай им поджарить сукиного сына.

– Не могу. Как вы не понимаете? Они же потерялись. Я должна…

– Держись-ка от нас подальше, а не то я сделаю так, что ты еще пожалеешь…

– Оставьте ее в покое. – Джо встал между Вернером и Евой. – Вы разве не видите, что ей еще хуже, чем вам. Все эти месяцы Фрейзер издевался над ней так, что другая просто сошла бы с ума. И в конце концов, он так и не сказал, где закопал Бонни.

– Да к черту ее! Фрейзер убил моего мальчика, и я не позволю ей снова стащить мерзавца с электрического стула.

– Думаете, я не хочу, чтобы его казнили? – Сжав кулаки, Ева шагнула к Вернеру. – Он – чудовище, и я готова убить его собственными руками. Но нельзя же… – Она отчаянно тряхнула головой. – Что толку спорить? Времени уже не осталось. Сейчас почти полночь. Они убьют его, и Бонни потеряется навсегда.

Она вдруг повернулась и побежала к тюремным воротам.

– Ева! – Джо бросился за ней.

Она уже стучала по воротам кулаками.

– Откройте! Впустите меня! Вы должны меня впустить. Пожалуйста, не надо…

Треск затворов… Мигание фотовспышек…

К ним уже направились охранники.

Джо попытался оттащить ее, но тут ворота открылись.

К собравшимся вышел начальник тюрьмы.

– Остановитесь, – умоляюще обратилась к нему Ева. – Вы должны отложить…

Начальник тюрьмы сочувственно посмотрел на нее и покачал головой.

– Возвращайтесь домой, мисс Дункан. Все кончено. – Он прошел мимо нее к телекамерам.

– Кончено? Нет!

Глядя прямо в направленные на него камеры, начальник тюрьмы ограничился коротким заявлением:

– Просьба об отсрочке исполнения приговора отклонена. Ральф Эндрю Фрейзер был казнен четыре минуты назад и признан мертвым в 00:07.

– Нет!

В вырвавшемся крике было столько же боли и отчаяния, как и в плаче потерявшегося и уже утратившего надежду ребенка.

У Евы подогнулись колени, она осела и упала бы, если б не Квинн.

Подхватив ее на руки и не сводя глаз с застывшего в мучительной гримасе лица, он торопливо направился к парковочной площадке.

И вдруг из-под опущенных век выкатились и поползли по бледным щекам две слезинки. Те, что она так упрямо отказывалась проливать по Бонни. «Может быть, это и есть начало исцеления», – подумал Джо.

– Сэр, – окликнул его охранник. – Я могу что-нибудь сделать? Вам помочь?

– Нет. – Джо посмотрел на Еву и внезапно ощутил могучий, неудержимый прилив любви, наполнивший его силой и новой надеждой. – Спасибо. Мы справимся сами. – Он прижал Еву к себе и ступил за границу светлого круга, на территорию погруженной в темноту парковки. – Она – моя.

Больница Святого Иосифа

Милуоки, штат Висконсин

Наше время

Моя…

Столько лет. Всегда моя…

Даже в той мягкой, мерцающей темноте, что пыталась забрать его у нее, Джо помнил, как все было, и ощущал рвущую душу печаль.