Пока я пробиралась сквозь лес изящных колонн, мне в голову пришла другая историческая параллель: на планете, где я недавно побывала, в память о прошлом сохранили несколько похожих вилл, — хотя таких роскошных садов там не было и в помине.

Веранда отделялась от просторных внутренних помещений шторами из плотного пестрого материала. Я встала у входа так, чтобы меня могли заметить. То, что я увидела, не явилось для меня неожиданностью. Здесь присутствовало около двадцати человек, все они были полуодетыми и явно принадлежали к правящей верхушке или привилегированному классу. Они сидели на подушках и небольших стульях. На низких столиках — множество всевозможных кушаний и фруктов. Вдоль стен стояло около дюжины слуг, почти полностью обнаженных молодых мужчин и женщин, которые держали в руках кувшины и бутыли с опьяняющими напитками. Помещение освещалось газовыми лампами с прозрачными плафонами, которые размещались на колоннах и потолке. Каменные полы были устланы коврами.

Собравшиеся сидели неподвижно, но не потому, что были удивлены моим приходом, а потому, что ожидали моего появления, но пока не хотели обнаруживать свои намерения. Об этом свидетельствовало и то, что мой спутник держался как ни в чем не бывало. Тут же присутствовали еще два его соплеменника, такие же отвратительные, как и он сам. Впрочем, судя по тому, что путтиоряне сидели отнюдь не в самых непринужденных позах, я тотчас сделала вывод, что здесь их просто терпят.

Здесь был и «Клорати»-Назар. В неярком жемчужном свете он был так похож на Клорати, что в какой-то момент мне опять показалось, что это он. Назар медленно обернулся, и я сразу догадалась, что он не спешил встретиться со мной взглядом, — похоже, ему было стыдно. С напускной небрежностью Назар опустился на низкий квадратный пуф и прислонился спиной к стене. Надо сказать, что он, в отличие от прочих, не был полуголым.

Подобное сборище должно непременно иметь фокус… точку, на которой сосредоточено внимание присутствующих… В центре внимания здесь был не Назар. И не путтиоряне. На расстоянии вытянутой руки от Назара, в широком кресле, слегка возвышавшемся над остальными, сидела женщина, которая по всем признакам играла главную роль в этой сцене. Она была невероятно хороша собой и при этом чрезвычайно сексапильна, что ощущалось с первого взгляда. Я давно не встречала столь привлекательной особы.

Любая женщина, достигшая половой зрелости, становится сексапильной, но обычно это качество мимолетно. Однако, прилагая определенные усилия, можно усилить его и продлить свою молодость. Про меня можно сказать, что я белокожа и светловолоса, а про нее — что она светится изнутри.

Ее волосы были цвета чистого золота. Замысловатая прическа, изобилующая волнами и локонами, была продумана до мелочей. Пышные жгуты волос обрамляли прекрасное жемчужное лицо. У нее были серо-голубые широко расставленные глаза и светлые брови. Длинные белые руки покоились на коленях. На ногах были легкие сандалии, украшенные драгоценными камнями.

Обнаженные предплечья красавицы украшали тяжелые золотые браслеты из переплетающихся звеньев в форме буквы V. Они слегка сдавливали ее плоть, и в этом тоже чувствовался тонкий расчет. Именно такие браслеты еще недавно надлежало использовать мне в соответствии с инструкциями Канопуса, затем их заменили другими, которыми меня снабдили перед самой поездкой. Окинув взглядом присутствующих, я увидела, что почти все они, мужчины и женщины, носили браслеты, серьги или сочетания цветов, которые почти в точности соответствовали предписаниям Канопуса, но любой узор на кайме или рисунок на юбке непременно отличала какая-нибудь неправильность. Я поняла, почему Назар избегал смотреть мне в глаза. Впрочем, теперь он смотрел на меня в упор, но его взгляд был скорее печальным, чем дерзким.

Пока я, безмятежно улыбаясь, стояла у дверей, я успела понять многое. Во-первых, почему я понадобилась им среди ночи, — трое путтиорян носили серьги установленного образца, который соответствовал действующим предписаниям Канопуса. Такие серьги были только у них и у меня. Разумеется, даже если бы они и имелись у Назара, он бы не стал надевать их сюда. Я бы тоже сняла их, если бы пришла по своей воле.

Я увидела, что все присутствующие с вожделением разглядывают мои браслеты и серьги, а также обруч у меня на голове, и удивилась, почему путтиорянин, который привез меня сюда, не отобрал их силой. Должно быть, у него просто не хватило духу обокрасть меня.

Никто в комнате не шелохнулся и не поприветствовал меня. И я решила рискнуть. Ощущая холодок внутри, я, поборов смущение, шагнула вперед со словами: «Канопус приветствует вас!» — и покосилась на Назара, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Затем я знаком приказала девушке-служанке подвинуть ко мне кресло, стоящее у стены. Это кресло походило на то, в котором сидела ослепительная хозяйка дома. Я уселась в кресло неподалеку от нее и хлопнула в ладоши. Когда мне подали кубок из какого-то вещества кристаллической структуры, я притворилась, что сделала глоток, стараясь, чтобы его содержимое не коснулось моих губ.

— Насколько я понимаю, вы родом с Сириуса? — осведомилась хозяйка дома, хлопнув в ладоши точно так же, как я, и приняв из рук слуги очередной кубок. Что означал этот жест? Она предлагала мне чувствовать себя более непринужденно? Или хотела, чтобы я выпила вместе с ней?

Это был самый опасный момент моего общения с этой публикой. Замешательство было недопустимым. Поэтому я с улыбкой посмотрела в сторону Назара и, хитро подмигнув, сказала:

— Если Назару нравится говорить всем, что я сирианка, почему бы и нет?

Я рассмеялась и, не глядя на Назара, расправила подол платья. Наверняка он не простит мне этого. Одно его слово, и я могу погибнуть, не говоря уже о соблазне заиметь украшения, при виде которых эти люди дрожат от вожделения. Я уселась поудобнее, сделала вид, что прихлебываю из кубка — надо сказать, что его содержимое имело весьма непривлекательный вид и запах, — и принялась с любопытством разглядывать собравшихся, получая от этого несказанное удовольствие.

Не могу передать, какое отвращение и испуг это вызвало у присутствующих.

Характерные признаки, отличающие вырождающийся класс, всегда и везде были одинаковыми. Не хочу тратить время на подробности. Я наблюдала за подобной публикой многократно, и ее бесконечное однообразие не вызывает у меня ничего, кроме усталости и отвращения. Веселая беззаботность и циничное добродушие, которые — стоит бросить им вызов — немедленно превращаются в агрессию. Легкомыслие — верная примета легкого успеха, сговорчивой плоти, зависимости от комфорта, убежденности в своем превосходстве над рабами, крепостными или слугами, которые — повсюду и всегда — являются подлинными мастерами своего дела… Все это повторяется вновь и вновь.

Я часто думала, относится ли все это к Канопусу и Канопианской империи. Ответом мне было присутствие Назара на этом сборище. Назар поднял на меня свои карие глаза и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я вовсе не говорил этого, прекрасная канопианка.

После чего отвернулся с таким обиженным видом, что я не знала, как быть. Но зато поняла, что опасность миновала. Было бы весьма пикантным закончить свою жизнь на гибнущей планете среди этой морально разложившейся публики.