– Я читаю, – ответила Грейс.

Стейдж пожала плечами:

– Что ж, будем считать это объяснением.

* * *

Профессор прислал еще три посылки, а потом появился сам и спросил:

– Как дела?

Блейдс стояла у ограды вокруг зеленого бассейна и размышляла, не искупаться ли ей – потом ведь придется смывать слизь.

– Нормально, – сказала она.

– Я не собираюсь устраивать тебе экзамен, Грейс, – пока. Если ты скажешь, что знаешь весь материал, этого будет достаточно.

– Всего я не знаю.

Низкий, раскатистый смех шел у Блюстоуна откуда-то из глубины.

– Всего не знает никто. Худшего и представить себе нельзя, правда?

– Когда все знаешь? – Девочке казалось, что это было бы замечательно.

– Когда больше нечему учиться, Грейс. Я хочу сказать, что для таких людей, как мы, нет ничего важнее возможности учиться.

Малкольм повторял эти слова почти каждый раз. Как мы. Как будто они с Грейс были членами какого-то клуба. Как будто у него тоже были особые потребности.

– Да, сэр, – согласилась девочка.

Судя по его взгляду, Блюстоун знал, что она говорит это из вежливости. Но он не рассердился, а глаза его стали еще ласковее.

– Послушай, я хочу попросить у тебя об одолжении. Еще несколько тестов. Не по учебному материалу, другие.

– Ладно.

– И ты не хочешь спросить, что это будут за тесты?

– Вы не делаете уколов, – сказала Блейдс. – Вы не можете причинить мне боль.

Профессор раскатисто рассмеялся, откинув голову назад.

– Да уж, это совсем не больно, – сказал он, успокоившись. – Но эти тесты другие, у них нет правильных или неправильных ответов. Я покажу тебе картинки, а ты будешь сочинять по ним истории. Не возражаешь?

– Какие истории?

– Какие хочешь.

Глупость какая-то, подумала девочка и непроизвольно нахмурилась.

– Ладно, не проблема, – сказал Малкольм Блюстоун. – Забудем. Честно говоря, я не могу дать гарантию, что тебе это поможет.

Тогда зачем впустую тратить время?

– Это ради меня, Грейс. Я любопытен и пытаюсь понять людей, а эти тесты иногда помогают.

– Когда кто-то сочиняет истории?

– Верится с трудом, но это так, Грейс. Но если не хочешь, не нужно, это ничего не изменит в наших… Я по-прежнему буду привозить тебе учебные материалы.

– Я согласна.

– Это очень мило с твоей стороны, но лучше подумай немного, а в следующий раз скажешь.

– Я готова прямо сейчас, сэр.

– Знаешь, Грейс, не нужно называть меня «сэр». Разве что ты хочешь, чтобы я называл тебя мадемуазель, сеньорита или что-то в этом роде.

– Фройляйн, – слово само выскочило изо рта Блейдс.

– Ты знаешь немецкий?

– Оно было в материалах, которые вы прислали на прошлой неделе. «Приветствия на разных языках».

– Ага, – сказал психолог. – Похоже, мне стоит самому читать эти материалы. В любом случае в следующий раз…

– Я готова прямо сейчас, профессор Блюстоун.

– Тесты с картинками? Ты уверена?

Грейс посмотрела на зеленый бассейн. Водорослей было еще больше. После того как Малкольм уедет, ей не останется ничего другого, как приступить к новому учебнику.

– Конечно, – сказала она.

* * *

Профессор был прав – тесты с картинками действительно оказались странными. Это были не фотографии, а черно-белые рисунки от руки, по которым нужно было составлять рассказы. За ними последовали другие, со странными пятнами, похожими на летучих мышей или кошек. Пока Грейс рассказывала, Блюстоун что-то записывал в маленьком блокноте.

Когда она закончила, он сказал:

– Если ты не устала, мы можем заняться кое-чем другим. Будем проходить лабиринты – возможно, тебе это понравится.

– Ладно.

Малкольм принес еще тесты из своего коричневого универсала. Особого удовольствия Грейс они не доставили, но заполнили время, и когда профессор уехал, она заскучала.

Когда Грейс впервые приехала к Шошане Ярослав, то увидела, как маленькая хрупкая женщина, миловидная и выглядевшая невинно и молодо, гораздо моложе своих сорока, расправляется с мужчиной по имени Мак, раза в два более крупным, чем она. Он был одним из учеников Шошаны, вызвавшимся сыграть роль грабителя, – бывший военный врач с большими руками, мощным торсом и уверенностью парня, который может за себя постоять.

Ярослав двигалась с молниеносной быстротой, и было невозможно понять, что она сделала. Мак, лежа на мате, пытался восстановить дыхание.

– Какого черта я продолжаю это делать? – с улыбкой спросил он.

– Потому что ты джентльмен, – сказала Шошана.

Следующие несколько месяцев она знакомила Грейс со своими принципами самообороны и безжалостно гоняла ее, пока реакция ученицы не стала почти рефлекторной. Почти, но не полностью, подчеркивала наставница, потому что рефлексы «для низших животных, а ты должна все время думать».

Обладательница черных поясов в нескольких видах боевых искусств, Шошана выработала подход, который был очень прост – целиться в уязвимые места врага, – но требовал безумного объема тренировок. К боевым искусствам она относилась точно так же, как Делавэр: великолепная тренировка – это гораздо лучше, чем вообще не тренироваться, но вряд ли она позволит противостоять человеку с пистолетом, ножом или кастетом.

Во время второй тренировки Ярослав посмотрела на руки Грейс.

– У тебя прочные ногти?

– Думаю, да.

– Глупый ответ. Они слишком короткие, чтобы делать выводы. Отрасти их немного и посмотри, не будут ли они ломаться. Если всё в порядке, немного заостри их. Ничего слишком заметного – не стоит превращать себя в «женщину руки-ножницы». Просто заостри кончики, чтобы получились маленькие лезвия. А пока мы потренируемся с тем, что есть.

Шошана вышла в боковую дверь и вернулась со странного вида деревянной доской, площадью в три квадратных фута, с круглыми отверстиями. Второй рукой она прижимала к груди банку с мутной коричневатой жидкостью. Когда наставница открыла крышку банки, по залу распространился отвратительный запах: сточные воды и… протухшее барбекю?

Грейс передернуло от отвращения, когда маленькая рука каратистки погрузилась в мутную жидкость и выловила что-то круглое, серое и блестящее. Несколько зловонных капель упало на деревянный пол.

– Овечий глаз, – объяснила Шошана и, перевернув доску, продемонстрировала ряд металлических лунок на петлях позади каждого отверстия. Откинув одну лунку, она опустила в нее овечий глаз, плотно приладила его, а потом вернула лунку на место. Процедура повторилась еще шесть раз, и на доске оказались семь глаз, расположенных в произвольном порядке. Ярослав повернула доску к Грейс: