— Сама капнула.

— Зачем? Так волнуешься за нашу честь? — потрясенно вытаращила синие глаза Дарочка.

— А при чем тут честь? — непонимающе нахмурилась Летуана.

— Ну, в романах все пленницы так делают — пьют яд или суют себе в сердце кинжал, чтобы не достаться злодею.

— Да? Как хорошо, что я не читаю таких страшных книг! К тому же тут нет злодеев.

Некоторое время принцесса, сосредоточенно сведя брови, следила за упорно изучающей амулет наставницей, потом нарочито громко вздохнула:

— Я сдаюсь. Слышишь, Лета! Сда-юсь! Ну не могу я понять, зачем ты отравила воду в кувшинах. И лимонад тоже… или лимонад не стала?

— Стала. Точнее, отравила. Но разгадка все же есть. И ты сама сейчас произнесла ключевое слово. Знаешь, что это такое?

— Не овца. Лета, а можно спросить про другое?

— Ты сбиваешь меня с мысли.

— С какой? Я про это и хотела сказать — о чем можно думать столько времени, глядя на шестнадцать лучиков? Вернее, на четырнадцать, два ты завязала нитками.

— Все очень просто. Но дай мне слово — как только я тебе объясню, ты замолчишь и будешь тихо решать свою задачку.

— Даю.

— Мой старший брат Кадерн — очень порядочный человек, он обязательно раз в декаду приходит домой и приносит маме гостинцы. Долгое время меня это раздражало, сама я не так часто вспоминаю о том, что неплохо бы проведать родителей. Еще мне всегда что-нибудь мешает, то заболею, то работа подвернется…

— На кухне, в черном теле.

— Будешь язвить, продолжения не услышишь.

— Прости, Лета, просто бонны учили меня всегда говорить правду. Очень некрасиво, когда принцессу ловят на лжи.

— И они правы. Но не нужно упорно напоминать людям о событиях, которые вызывают только досаду.

— Прости. А можно еще маленький вопросик? Про нас.

— Давай уже… но последний!

— Вот мы с тобой сидим тут тихонько, усталые, голодные, усохшие, и ничем не выражаем протест. И султан думает — мы всем довольны и счастливы. А в романах, если девушки попадают в лапы какому-нибудь сатрапу, они сразу начинают придумывать планы и бороться с рабовладельцем.

— Интересно, продолжай. И в чем заключаются эти планы?

— Ну, для начала нужно подготовиться. Рабыни вяжут лестницы из простыней и платьев, сушат сухари, запасают воду. Потом подкупают стражу и прислугу или отравляют… надеюсь, этих семи кувшинов нам на всех хватит?

— Мы не будем никого травить, но это сейчас несущественно. Продолжай, как там нужно бороться с султанами?

— Ну, если травить не будем, — задумалась Дарочка, — то есть еще один хороший способ показать тирану, как мы относимся к своему заточению. Можно на стенах и мебели нарисовать карикатуры, написать призывы или лозунги, еще — вывесить за окна плакаты, придумать обличительную речь и произнести, когда он придет.

— А если он долго не придет? У Ахангера, по слухам, кроме двенадцати жен, почти тысяча наложниц, и до нас очередь может дойти только года через три.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Да еще и напитки травишь?! Ну, тогда он может и вообще сюда не приходить, зачем ему высохшие мумии?

— Неужели ты за несколько часов не сумеешь решить простую задачку и предпочтешь потерять сознание от жажды? Не ожидала от тебя такой глупости! Принцессы должны быть сообразительными, у них от этого напрямую зависит продолжительность жизни!

— Так это те принцессы, которым есть за что страдать! В основном наследницы! — обиделась Дарочка, посопела и предложила: — Ну, не хочешь писать плакаты здесь, тогда пойдем в покои султана. Напишем на его мебели и гобеленах. А в знак протеста перебьем всю посуду — султаны любят собирать древние вазы. Тогда он обязательно все сразу заметит.

— Ну еще бы, — едко подняла одну бровь Летуана и осведомилась: — И какая, по-твоему, нам от этого польза?

— Султан должен разозлиться и выкинуть нас из дворца, — уверенно сообщила Дарочка. — Чтобы мы больше ничего не испортили.

— Я думаю, выкинуть действительно нужно, — со вздохом согласилась алхимичка и твердо заключила: — Все твои книжки! Сама этим займусь, чтобы ты не засоряла себе голову. И моим будущим племянницам, если Тодгер, разумеется, не раздумает на тебе жениться, после того как я расскажу ему про эти дикие планы.

— Вот ты и открыла свое черное нутро, золовушка! Я к ней со всей душой, участвую во всех затеях, уродую Тода васильками, вытанцовываю перед чужими мужиками, а как слово против сказала — так она сразу все ему доложит!

— Ну а если тебя иначе не заставишь сначала думать, а только потом говорить и тем более делать? Вот если бы в твой дворец привели, ну, скажем, служанку-рабыню и она, ничего не попросив и не объяснив, тут же начала колошматить твои самые любимые вазы и мазать краской мебель, ты бы сразу отпустила ее на все восемь сторон? Или начала спрашивать, что ей не понравилось?

— Ну…

— Вот именно! А султан — мужчина, причем немолодой и нервный. Он даже верных слуг за мельчайшие ошибки к палачу отправляет. Нет, не на плаху — на порку. Всех подряд, и мужчин, и женщин. У него посреди двора стоит специальный стол, и вокруг всегда куча зевак. Поэтому самое малое, что нас с тобой ждет после таких выходок, — это полежать на том столе с задранными юбками. Ну и получить по пять плетей, это норма для женщин.

— Но меня нельзя пороть! Я принцесса!

— Тогда поздно будет про это вспоминать. Никто даже слушать не будет твоих криков, там все кричат. Думать нужно, прежде чем устраивать в чужом доме погромы.

— Ладно, — помолчав, расстроенно буркнула принцесса, — ты права. Но не договорила про амулет своего брата. При чем тут его походы в гости?

— Очень просто. Кади на каждый лучик привязал какое-то место, так многие маги делают, поэтому все камни разного цвета. Когда мы были на острове, светился розовый, ну это и понятно, там куча девушек, а они ассоциируются с розами. А вот родному дому, как я думала, должен был соответствовать желтый цвет, в детстве все кажется солнечным и светлым. Но попали мы сюда. Вот теперь и пытаюсь вспомнить, какой все же цвет он любил, чтобы наверняка попасть домой.

— Это и в самом деле трудный вопрос, — уважительно кивнула Дарочка. — Родные зачастую даже представления не имеют, какой цвет любят их дети. Когда мы подросли и королева решила переселить нас из детских комнат в просторные покои, она распорядилась отделать их в розовых тонах, это, видите ли, самый девичий цвет. Слышала бы ты, как дружно мы кричали: «Нет, только не мне!» Матушка едва в обморок не упала от расстройства. А мы-то точно знали — все фрейлины, которым разрешается жить во дворце, переезжая, первым делом начинают натаскивать в свою комнату розовых вещиц. Покрывала, шторы, балдахины и ковры. Мы тайком над ними подшучивали, и, разумеется, никто из нас не желал иметь подобную комнату. А еще никто не любил белый цвет, у нас в детстве были белоснежные комнаты, хватило по горло. Даже маленький лепесток или бумажка от конфетки сразу всем видны, и бонны тут же начинают рассказывать про порядочных принцесс.