– Так вот, улетев оттуда, я отправился за город, в рощу, – продолжил вампир. – И там наткнулся на нескольких чернокнижников из компании Хагнира. Они говорили об Освободителе. Утверждали, что он уже объявился и успел перейти им дорогу. Это было в Билане, понимаешь? Там ведь не было тогда никакого Дорнблатта, верно?

– Верно, – кивнул Заффа. – Не было и не могло быть.

– Я, честно сказать, не придал особого значения тому разговору колдунов, – сказал Ревенкрофт. – В тот момент главным для меня было изловить одного из них, чтобы насытиться. Но сейчас, в контексте рассказанного тобой, я начинаю понимать, что те слова были сказаны ими не просто так.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Заффа. – Освободитель в Билане? Как-то не вяжется.

– Вот и я думал, что не вяжется, пока ты не рассказал мне о пророчестве Ингардуса и… о настоящем имени Кедрика, – лукаво прищурившись, произнес Ревенкрофт.

Заффа потрясенно молчал, осознавая, насколько важное открытие только что сделал вампир.

– Богиня! – выдохнул он, наконец. – Но это же значит, что… Тролль болотный, и как же это я сразу не догадался?!

– Всему свое время, я думаю, – пожал плечами вампир. – В этом все дело.

– Хорошо, хоть ты все понял вовремя. – Заффа встал и принялся расхаживать по комнате. – Так. Нужно срочно разыскать Борланда! Подумать только, этот разбойник – Освободитель Схарны!

– Разбойник? – ухмыльнулся Ревенкрофт. – Это теперь называется «небольшие проблемы с законом»?

– В любом случае он покончил с этим, – сказал волшебник. – Да и не так уж важны его грешки в сравнении с той ролью, которую он должен сыграть в судьбе всего нашего мира!

– Что ж, я отправлюсь на его поиски нынешней же ночью, – промолвил вампир. – Благо, у нас есть «кровавый компас», который позволит не метаться по просторам Арлании, а сразу узнать, где находится Борланд. Но прежде, – Ревенкрофт постучал пальцем по блестящему боку винной бутылки, – давай уж до конца разберемся с этим дивным подарком его величества.

Страдания каменного тролля Пахрака не продлились еще и месяца, но бывшему «повелителю всех троллей Схарны» казалось, что минула добрая половина вечности. Больно уж изощренными были издевательства, которым подвергал его Танарис – лидер темных эльфов Эльганора.

Пахрак прекрасно осознавал, что в глазах мучившего его эльфа он вполне заслуживал всех этих пыток. Да что там – тролль был согласен даже с тем, что, если бы то давнее убийство брата Танариса было итогом честного поединка, а не подлого удара в спину, ему не пришлось бы день за днем корчиться в муках на холодном полу пещеры, в которой его держали. Пахрак, можно сказать, раскаялся. Но раскаяние это ни в коей мере не могло смягчить жестокосердного эльфа. И уж тем более собственные чувства Пахрака не могли ослабить тех «чувств», каких усердно добавлял ему Танарис. У Пахрака было сейчас только одно желание – не прекратить мучения даже, а чтобы лишь у ненавистного эльфа иссякла, наконец, его садистская фантазия.

Всерьез рассчитывать на это, конечно, не приходилось. Состоявшие в близком родстве с демонами темные эльфы отличались от своих миролюбивых и возвышенных лесных собратьев как раз невероятной жестокостью по отношению к тем, кого они считали врагами. Темные эльфы были единственными обитателями Схарны, прибегавшими к использованию магии боли – специальной системы волшебных знаний, направленной на причинение физических страданий живым существам. Наука эта досталась темным в «наследство» от демона-прародителя.

Пахрак знал, что, окажись он в плену у обычных лесных эльфов, у людей или даже у грубиянов-гномов, судьба его сложилась бы не столь печально. Люди-то, скорее всего, просто казнили бы монстра, но, разумеется, не стали бы его мучить. Гномы заставили бы тролля работать у себя в каменоломнях. А верхние лесничие – те, возможно, еще бы и перевоспитать попытались. И кормили бы, как своего брата… Разве что оружия никогда бы не дали в руки.

Хотя кормить-то его и в Эльганоре кормили. И достаточно неплохо, в общем, но… от регулярных «ласк» Танариса порой кусок не лез в горло. Не проходило ни дня, чтобы вождь эльганорцев не объявлялся в узилище Пахрака – минимум трижды. Но и этого вполне хватало, чтобы все время, которое следовало за очередной пыткой, было для тролля не передышкой, а ожиданием новых пыток, что, как правило, оказывались еще страшнее.

Пахрак и сам уже не знал, что причиняет ему большие страдания – сами сеансы истязаний, которым подвергал его Танарис, или промежутки между ними. Они, промежутки эти, были наполнены вязким тягучим страхом: вот сейчас откроется, скрипнув, тяжелая дверь, и все начнется сначала.

Приходя в себя после очередной порции ужасных мучений, лежа на холодном полу и тяжело дыша, Пахрак неожиданно стал замечать, что в его покрытую каменными наростами голову все чаще приходят мысли, что раньше показались бы ему дикими. Да и любому другому троллю тоже, кроме, пожалуй, того предателя, по чьей вине Пахрак оказался здесь.

Бывший владыка троллей думал о том, что его народ мог бы, в принципе, жить в мире и согласии с остальными расами. Не среди них, конечно, не в человеческих городах или лесных поселениях эльфов. Но, по крайней мере, ни на кого не нападая, а мирно занимаясь своими делами.

Дзерги дали троллям бессмертие, но взяли взамен слишком много – все, что составляет основу жизни всякого мыслящего существа. Любовь, стремление к созиданию, способность и желание наслаждаться красотой окружающего мира… Оставили только злобу и жестокость.

Пожалуй, такая плата за дар век от века возрождаться к жизни, чтобы снова и снова погибать в неравном бою, была чрезмерной. Сейчас Пахрак понимал это. Но изменить к лучшему его положение такое понимание, к сожалению, никак не могло.

Хотя… Кое-что, наверное, предпринять было можно.

Каменный тролль Пахрак изменил свои взгляды на жизнь, но доказать это пленившим его эльфам было невозможно – так же, как не сможет новорожденный младенец разжать кольца обвившей его гигантской змеи. Он и не собирался говорить об этом с Танарисом. Жизнь Пахрака нуждалась в обновлении. И, поскольку обновление это уже претерпела его душа, оставалось сделать то же и с телом.

Убить себя тролль не мог: он был прикован к стенам темницы за руки и за ноги. Расшибить о камень голову? Для этого понадобилось бы, наверное, несколько дней – ведь он и сам являлся почти что камнем. Можно было, конечно, перестать принимать приносимую эльфами пищу и умереть от голода, но… такая смерть казалась Пахраку позорной, а главное – куда более мучительной, нежели даже его нынешнее существование.

Оставалось одно – вынудить эльфа-мучителя убить своего пленника. Или… Или попросить его об этом.

Не просто так, разумеется. А в обмен на кое-какую информацию, которой владел Пахрак и которая могла бы заинтересовать Танариса: ведь этот эльф, несмотря на творимые им зверства, являлся одним из защитников дела Света.