Он умолк, давая Андаканавару возможность перевести. В ключевом моменте их союзничества не должно быть никакого превратного понимания. Когда Брунхельд кивнул и его непроницаемое лицо просветлело, у Агронгерра затеплилась надежда.

— Я признаю, что преступил границы нашего союзничества, когда попытался помочь средствами магии вашему раненому, — сказал настоятель. — Я и сейчас не согласен с вашим решением отказать Теморстаду в таком лечении.

Услышав это признание, брат Хейни шумно втянул воздух. У Мидалиса от удивления широко раскрылись глаза. Он никак не ожидал, что настоятель решится заговорить о столь щекотливых вещах. Брунхельд вновь напрягся и замер. Между тем Агронгерр продолжал:

— Но я уважаю твое решение и уверяю тебя, что ни я, ни мои собратья больше не совершат подобной попытки и не пойдут против ваших представлений.

Андаканавар едва успевал переводить.

— Однако, мой добрый союзник Брунхельд, если со временем ты начнешь видеть некоторые вещи по-иному, равно как и нам станут понятнее ваши традиции, я и мои собратья готовы это приветствовать. Если ты поверишь в то, что магия самоцветов — искусное средство для врачевания раненых и для удара по нашим общим врагам, я готов трудиться без устали, дабы помогать раненым альпинадорцам, как ныне помогаю вангардцам, являющимся приверженцами моей церкви.

— Так ты ждешь, что и мы станем ее приверженцами? — перебил его Андаканавар, прежде чем Брунхельд успел вымолвить хоть слово.

— Нет, не жду, — честно ответил настоятель. — Я видел, как ваши люди сражались за нас, а наши — за вас. Я не прошу об отступлении от ваших правил и традиций. Я не прошу от вас признания верховенства и правильности церкви Абеля.

— Брат настоятель! — испуганно воскликнул брат Хейни, но Агронгерр лишь рассмеялся.

— Сам я, конечно же, считаю веру в церковь Абеля истинной верой и надеюсь, что со временем каждому человеку в мире откроется свет этой истины, как он открылся мне, — признался Агронгерр.

Голос его звучал спокойно и ровно, в нем не слышалось ни малейших признаков страха.

— Но это, — продолжал он, — вопрос личного выбора, решения, которое должно прийти изнутри, а не в результате принуждения извне. Я считаю, друг мой, что миссионеры должны распространять свои воззрения с терпимостью к другим верованиям.

— И уметь не только говорить, но и слушать, — произнес Андаканавар.

— Несомненно, — согласился настоятель. — Более того, уверяю вас, что в нашем союзе монахи Сент-Бельфура не миссионеры. Ни в коем случае! Мы убеждены, что объединение наших сил против общего врага послужит во благо и вангардцам, и альпинадорцам. И речь здесь не идет о том, чей Бог правильнее и кто правильнее Ему служит.

Андаканавар взглянул на Брунхельда. Агронгерр тоже обернулся к грозному предводителю.

— Ты не будешь применять магию для лечения моих раненых, — решительно заявил Брунхельд. — Даже если кто-то из них, как Теморстад, окажется при смерти. И хорошо следи за тем, чтобы ваши магические удары не пали на головы моих собратьев! — предупредил он.

— Но, как я понимаю, ты не возражаешь против молний и огня, которые мы направляем на гоблинов, — сделал вывод Агронгерр.

— Гильнегист клоклок гильнегист беягген индер флеквельт бене дю Годдер, — ответил Брунхельд, с довольным лицом скрестив на груди ручищи и откинувшись на спинку стула.

Агронгерр быстро повернулся к улыбающемуся Андаканавару.

— Демон, воюющий с демоном, — радость для благочестивого человека, — перевел рейнджер.

Брат Хейни чуть не вскочил на ноги и громогласно не ответил на это оскорбление. Но настоятель Сент-Бельфура от души засмеялся и вновь обернулся к Брунхельду.

— Именно так! — с иронией произнес он. — Именно так!

Агронгерр продолжал смеяться. Вслед за ним засмеялся Брунхельд, а потом и все остальные. Затем настоятель протянул руку альпинадорскому предводителю, и тот, чуть помедлив, крепко сжал ее.

Итак, союз был заключен. Говорить о дружбе пока было рано, но обе стороны поняли, насколько этот союз выгоден обоим народам. Встреча продолжалась. То и дело слышались воинственные возгласы, но их пыл был направлен на предстоящие битвы с общим врагом. Раздавались и другие возгласы, приветственные. Было единодушно признано, что совместными усилиями люди окончательно разобьют приспешников Бестесбулзибара.

Встреча окончилась. Брат Хейни пошел проводить альпинадорцев до ворот монастыря, а принц Мидалис задержался в кабинете Агронгерра.

— Честно говоря, я боялся, что вы обрушите на их головы свой гнев из-за случившегося с Теморстадом, — признался он, оставшись с Агронгерром наедине. — Ведь попытка настоять на своем непременно кончилась бы провалом.

— Мне понадобилось немало времени, чтобы очистить сердце от этого гнева, — сказал Агронгерр. — Но я думал о высшем благе. Вы совершили почти чудо, сделав альпинадорцев союзниками в сегодняшней битве. Нельзя гордыне позволить свести ваши усилия на нет. Я понимаю, что магия не всесильна, и Теморстад — не единственный, кто сложил голову в сегодняшней битве.

— Верно, — невесело вздохнув, согласился Мидалис. — Но теперь перспектива не так беспросветна. У нас появилась надежда.

Он помолчал и хитро взглянул на Агронгерра.

— Когда война закончится, вы, наверное, сможете заняться обращением Брунхельда и его соплеменников.

Оба засмеялись, и их смех лишь усилился, когда Агронгерр абсолютно серьезно ответил:

— Уж лучше я попытаюсь обратить Бестесбулзибара и его приспешников!

* * *

Наверное, только призрак смерти, появись он в кабинете Браумина, смог бы вызвать у настоятеля такой испуг и удивление.

Де’Уннеро решительно направился прямо к столу, за которым сидел новый настоятель. Бывший епископ уперся ладонями в лакированное дерево столешницы и пристально, с улыбкой поглядел на Браумина. Глаза Де’Уннеро пылали тем же неистовством, которое Браумин помнил еще по дням их совместного пребывания в Санта-Мир-Абель. Молодым монахам, когда они видели этот взгляд Де’Уннеро, всегда становилось не по себе. Неудивительно, что непредсказуемый и опасный магистр стал легендой среди братьев младших ступеней.

— Ты, похоже, удивлен, — с непосредственностью ребенка произнес Де’Уннеро.

Настоятель Браумин не знал, что ответить. У него не было слов, чтобы выразить овладевшие им изумление и настоящий трепет.

— Ты думал, что я мертв? — спросил Де’Уннеро таким гоном, словно эта мысль была абсурдной.

— Сражение в Чейзвинд Мэнор… — начал Браумин, но тут же смолк, покачав головой.

Он продолжал сидеть, не зная, удержат ли его ноги, если он попытается встать. Кроме того, Маркало Де’Уннеро — быть может, наиболее опасный из всех монахов, когда-либо обитавших в Санта-Мир-Абель, — способен легко и быстро расправиться с ним.