На самом деле Тим не убрал меня полностью из расследования, а отправил в Калифорнию, искать следы той самой женщины, которой звонил Дуглас Бьюкенен.

– Ты так любишь работу детектива, – заявил он, – вот и поезжай.

Разумеется, я сопротивлялся изо всех сил, потому что считал себя значительно нужнее здесь, на востоке, и потому, что Центр контроля уже имел своего агента в Сан-Хосе – женщину по имени Брук Майклз. А кроме того, я считал – вернее, так считали мы все, что женщина в Сан-Хосе была крайним звеном, тупиком.

Тим ушел из конференц-зала, а мы с Ферлахом сидели молча, не зная, что сказать друг другу. Он не смотрел мне в глаза. Думаю, мой бывший соратник прекрасно понимал, что отдал меня в жертву политической машине. В конце концов он подошел к двери и просто произнес:

– Передайте от меня привет солнечной Калифорнии. И наслаждайтесь красотами.

Если б он знал, до какой степени это невозможно.

Чтобы сложить вещи, мне понадобилось меньше часа. Домовладельцу я оставил сообщение о том, что рано утром съеду с квартиры, а поселятся в ней другие работники Центра контроля и предотвращения заболеваний. В тот же день, немного раньше, приехали двое сотрудников эпидемиологической разведки – Энди и Бет. Явное свидетельство того факта, что мой перевод был предрешен заранее – еще до состоявшегося днем разговора с Тимом.

Как бы то ни было, а первую ночь им предстояло провести в мотеле. Уже завтра, впрочем, они смогут переехать в мою квартиру – вернее, квартиру Центра контроля и предотвращения заболеваний.

Пока постельное белье крутилось в стиральной машине, я листал свою старую записную книжку. Все нужные номера телефонов и адреса хранились в памяти моего сотового, тогда зачем я храню это старье, не разваливающееся на части только благодаря двум резинкам, я не понимаю и сам. А вообще-то, если честно, то понимаю.

Я нашел букву «Ч». Вот она: Элен Чен. Примерно шесть телефонных номеров и почти столько же электронных адресов – зачеркнутых и переписанных заново. Хотя, если задуматься, на самом деле я не использовал и половину из них. Они служили просто в качестве следа.

Последний из номеров относился к городу Редвуд-Сити в северной Калифорнии. Скорее всего, она уже переехала со времени нашей последней встречи раз пять, а то и больше, сменив и место жительства, и телефон. Чейн могла оказаться где угодно. Однако, подумав, я пришел к выводу, что она все еще в Калифорнии. Она ведь и родилась, и выросла, и училась в Золотом штате. Так зачем же ей оттуда уезжать?

– Элен Чен, – произнес я вслух, стараясь вызвать ее образ: иссиня-черные волосы, красивое лицо, потрясающие ноги.

Оказалось, что видение несет больше боли, чем радости. Закрыв и снова скрепив резинками видавшую виды книжку, я неожиданно для самого себя кинул ее в мусорный пакет. Потом собрал еще кое-какие ненужные мелочи и отправил их вслед за книжкой. Все это я отнес в мусоропровод.

Аккуратно сложил на кровати простыни и одеяла, чтобы Бет или Энди – кто из них будет спать здесь – знали, что они чистые. Потом лег на диван и постарался заснуть.

И действительно, несколько часов проспал. Проснулся в 4.30 и решил совершить длинную пробежку. Это я сделал для того, чтобы очистить голову и тело от выкуренных за последние дни сигарет. А еще, чтобы наказать самого себя. В то утро мне предстояло себя за многое наказать, так что после положенных пяти миль меня начало вовсю рвать. Зато время пробега оказалось поистине рекордным.

Во всяком случае, я решил, что с сигаретами покончено. Пусть они останутся символом моего пребывания в Балтиморе, грязной привычкой в условиях грязного города. А теперь я покончил и с тем, и с другим. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мои чувства к определенному городу, в данном случае к Балтимору, целиком и полностью определяются событиями личной жизни. Здесь моя карьера подверглась серьезному испытанию, а потому все, что окружало меня – даже то, что раньше нравилось и привлекало, – вдруг начало серьезно раздражать. Так что отъезд, возможно, был для меня лучшим выходом.

Впрочем, подобные мысли вполне могли оказаться ошибочными. Я отдышался и направился в квартиру.

К шести я уже принял душ и полностью собрался в дорогу, напоследок окинув критическим взором покидаемое жилище. По поводу грязных полотенец пришлось оставить записку с извинениями.

В 6.30 в департаменте здравоохранения состоялось утреннее совещание. Это мой последний разговор с коллегами по поводу сложившейся в Балтиморе ситуации, последний обмен информацией. Я вылетал ранним рейсом, а потому сразу прихватил с собой вещи. Когда я сидел в углу конференц-зала, дверь открылась и заглянул Тим.

– Умерла Бетани Реджинальд, – коротко сообщил он.

– Боже мой! Когда?

– Вечером, около десяти.

Новость вовсе не показалась мне удивительной. А учитывая сложившиеся обстоятельства, я не удивился и тому, что мне никто не позвонил и не сообщил об этой второй гибели. Я уже выбыл из игры. Но что касается Бетани, то я ощущал не просто укол самолюбия. Мне было очень грустно.

Такое случается почти всегда. Врачи – даже такие, как я, не практикующие – привязываются душой к больным. Стереотип сухого, ничего не чувствующего доктора несправедлив. Ведь на самом деле мы идем в эту профессию, чтобы помогать людям. Кем бы ты ни работал – хирургом, семейным врачом или эпидемиологом – твоя задача вылечить человека. Так что, хотя это и звучит высокопарно, Бетани немало для меня значила. Она дала понять, что люди с умственными проблемами тоже живут собственной жизнью – в том числе и сексуальной. Они умеют любить, испытывают сложности, решают проблемы, как и все мы. И вот бедная, умственно отсталая, но сексуально раскрепощенная Бетани Реджинальд умерла.

– А Хелен Джонс что-нибудь сказали?

Тим смотрел на меня, явно не понимая.

– Подруге Бетани. Первой из заболевших, – пояснил я. – Они с Бетани были любовницами.

– Не знаю. Выясню. И поручу сообщить. Но хорошо еще, что за последние двенадцать часов не поступали новые больные. И, судя по всему, никто не заболел. Мы ведем тщательный контроль, но пока – никаких данных. А для нас каждый час, прошедший без новостей, – уже победа. – Он взглянул на часы. – Через десять минут начнем совещание.

И вот совещание началось. Собрались все, как обычно, плюс еще Бет и Энди, только что прибывшие сотрудники службы эпидемиологической разведки, Джон Майерс и Пит О'Лири. Темой для обсуждения стали Дуглас Бьюкенен, Хелен Джонс, Бетани Реджинальд и вся сеть сексуальных контактов. Вести собрание Тим поручил мне. Позволил спеть лебединую песню.

Я встал перед спроецированной схемой контактов, которую Сонжит – да благословит ее Господь! – все-таки вчера ночью закончила. Изображение оказалось настолько разветвленным, что заняло целую стену. Я быстро описал всю эту паутину сексуальных контактов и привлек внимание собравшихся к тому факту, что в центре ее находились Бетани и Дуглас. На прямоугольниках с их именами чернели жирные полосы, показывающие, что обоих уже нет в живых.