— И как это прикажешь понимать? Ты что-то натворил? — поинтересовалась она и отложила книгу.

— Просто… Это тебе, — глядя чуть вбок, произнёс Техник. — Потому что сегодня утром я был как дурак.

— Да? Тогда я сегодня утром была — как два дурака, — резюмировала Вероника и достала из пакета плоскую сумку с изображением двух пляшущих человечков. — Заказывала к твоему дню рождения, но груз долго стоял на таможне. Так что на тебе просто так, в довесок.

— Теренс и Филипп!!! Сумка с Теренсом и Филиппом!!! — завопил Виталик.

— Привезли с опозданием в полторы недели. Носи свой Саус-Парк, только, пожалуйста, больше так не кричи, даже от радости.

— Больше не буду кричать! — приплясывая в обнимку с сумкой, пообещал Техник. — Просто рядом с тобой я схожу с ума.

— Я тоже. Но давай всё-таки будем сходить с ума более благоразумно.

* * *

Алиса — это дуновение чумы с аравийским ураганом в придачу. Алиса — самый новый фильм Альмадовара. Алиса — страстный латиноамериканский танец. Румба или пасадобль — Денис видел его мельком, и не запомнил названия. Черноволосые женщины с решительными лицами, с плотно сжатыми губами, накрашенными алой помадой, наступают, притопывая каблуками, щёлкая кастаньетами. Окружают, прожигают взглядом. Разрывают силой своих чувств, не прикасаются, просто глядят навылет, на разрыв, наотмашь. Закутаться в плед, в шарф, в одеяло, в плащ-палатку, убежать в горы, под воду с капитаном Немо, на северный полюс, на южный, в леса Амазонки. Спать на камнях, на горячем песке, на выскобленной добела палубе, на глиняном полу. Мёрзнуть, голодать, испытывать жажду. Сражаться и погибать. Загореть до черноты, поседеть до белизны, потерять всех друзей и найти несметный клад. И отдать этот клад, не раздумывая, кому угодно — лишь бы быть подальше от сестрицы Алисы.

Зачем он только пригласил её сюда, в дедушкину квартиру? Здесь всё ей не так: почему газовая горелка в ванной комнате? Где джакузи? Как, неужели занавески надо задёргивать руками? А кондиционера почему нет? Что это за комбикорм в холодильнике? А почему бы не заказать на дом нормальной еды?

Алиса сидела за журнальным столиком и лениво ловила вилкой каких-то морских гадов. Денис устроился на диване и пытался читать. Но фразы путались, буквы плясали перед глазами, мысль ускользала — а ведь это была важная мысль, нельзя было читать дальше, не усвоив её.

— Не понимаю я тебя, Дениска, и не пойму никогда! — отодвигая тарелку, объявила Алиса.

Денис не выносил, когда его называли «Дениской» — и сестра это отлично знала. Она вообще знала много забавных способов вывести его из себя. В детстве каждый разговор заканчивался тем, что Денис грубо обрывал её ядовитое щебетание и уходил прочь, а Алиса громко сетовала на невежу-братца, только и умеющего, что хамить старшим.

— Что именно ты не понимаешь? — искусственно и слегка затравленно улыбаясь, спросил он. — Я отвечу.

— Ты сам этого не понимаешь — как же ты ответишь. Вообще, не судьба мне узнать тебя поближе. Ты ведь мой брат.

— И что же в этом такого? Мне казалось, что родственники, напротив…

— Любого человека понимаешь лучше всего утром. Когда просыпаешься с ним рядом. Потом, правда, забываешь почти всё, но главное — оно остаётся. А с братьями рекомендуется спать только после того, как в мире исчерпаются все прочие мужские ресурсы.

— Если хочешь, я поставлю себе раскладушку в твоей комнате, и утром мы проснёмся рядом.

— Какой же ты… — не найдя подходящего слова, Алиса уткнулась в журнал, который зачем-то прихватила с собой.

Денис вновь углубился в чтение, с грехом пополам одолел страницу, переварил, перешел к следующей, но присутствие Алисы отвлекало его. Для общения с сестрой он мобилизовал все силы — и их не оставалось больше ни на что. Он ощущал себя маленькой неприступной осаждённой крепостью, окруженной врагами со всех сторон, сколько видит глаз. Крепость не возьмут, если защитники будут бдительны. Но врагов так много, что бдительность им придётся проявлять до конца дней своих.

Алиса не могла долго молчать, ей нужны были собеседники. Она вскочила с места, подбежала к брату и швырнула журнал на диван.

— Ты посмотри, у неё уже рот не закрывается, а её на обложках печатают! Не стыдно?

— Если для гармонии с миром ей нужно, чтобы не закрывался рот — её право.

— А мне для гармонии с миром нужно, чтобы рот закрывался! Или чтобы её тут не было.

— Тогда, — Денис поднялся с места, подошел к письменному столу и достал из ящика стола ножницы и карандаш, — ты можешь отрезать обложку — и её тут не будет. Или заштриховать вот тут и получится, что рот закрыт.

— А голова у тебя иногда варит! — одобрительно кивнула Алиса и удалилась к журнальному столику — редактировать и корректировать фото по своему усмотрению.

Денис смог прочитать ещё несколько страниц.

— Ты должен ценить мою сестринскую любовь, а не книжки читать, как будто меня тут нет! — снова дала о себе знать Алиса, когда журнал ей окончательно наскучил. — Я, между прочим, завтра весь день буду занята, буду порхать с приёма на приём, с вечеринки на вечеринку. Но сегодня я вся в твоём распоряжении. Заметь, я не поехала никуда сегодня вечером. Хотя в этом городе достаточно интересных мужчин, и все такие незнакомые!

— Ты могла бы уже остановиться. Выбрать кого-то одного.

— Могла бы. Только кого? Как-то совсем не вырисовывается идеал.

— Но ты знаешь, чего хочешь?

— Та «я», которая живёт инстинктами — знает. А та, которая наблюдает за этими инстинктами из недр своей головы и пытается расшифровать… вернее, зашифровать их в слова и фразы — нет.

Денис с уважением поглядел на сестру: так вот, значит, что делает он, как Читатель: расшифровывает чужие инстинкты, которые почему-то умеет видеть. Он расслабился и позволил себе прочитать её желание.

— Кажется, я понимаю, — сказал он через некоторое время. — Тебе, как хорошей книге, нужен не просто внимательный читатель. Тебе нужен читатель-ценитель, который сумеет не просто прочесть тебя, но и понять, насколько ты бесценна.

— Ну, надо же! Из тебя бы получился отличный читатель. Жаль, что ты мой брат… Хотя…

— Меня не привлекают бестселлеры.

— Они никого не привлекают.

— Но почему же. Твои мужчины… По-своему они все любят тебя.

— Все любят меня по-своему! А я хочу, чтоб любили по-моему! Дедушка говорил, что никто не будет меня любить так, как он. И дедушка прав. Был прав. Никто.

— Это вполне логично.

— Что? Никто больше не может меня, меня любить так, как любил дедушка?

— Никто не повторит отпечатков твоих пальцев. Дедушка любил тебя так, как мог любить дедушка. Тот футболист любил тебя так, как мог любить он. Я люблю тебя так, как могу любить я.