— Вирна! — рычит Вартас, когда я неправильно делаю выпад.

— Сейчас исправлю…

— В жизни тебе никто ничего не позволит исправить. — Он резко шагает ко мне. — Ты попросила меня о помощи, и теперь я несу за тебя ответственность.

— Не надо ее за меня нести, сама донесу.

Кажется, сарказма я тоже набралась от К’ярда, поэтому сейчас поспешно добавляю:

— Извини.

— За что? — интересуется Вартас. — За то, что не хочешь учиться?

— Я хочу!

— Ну да, заметно. — Он одним быстрым движением перехватывает палку у меня из рук. — А я ведь говорил тебе, всегда быть настороже.

— Ты что…

— Будь на моем месте брат, ты бы уже валялась на полу, — говорит он, а потом швыряет мне палку обратно в руки. — Учти, больше щадить не буду.

Учитывать приходится, потому что Вартас действительно больше не щадит. Короткие минуты отдыха сменяются быстрыми разминками для снятия напряжения с мышц, а потом возвращаются силовые выпады, отточенные движения, во время одной блокирующей атаки мне здорово прилетает под ребра, но едва оказавшись на мате, я принимаю протянутую мне руку и снова вливаюсь в тренировку. У нас действительно очень мало времени, а Ромина меня щадить не будет.

Не только Ромина, кстати. Те уроды, которые напали на меня в подворотне в ночь нашей первой с Вартасом встречи — тоже. Уметь за себя постоять — хорошо. Быть слабой — плохо. Это прописная истина Раверхарна, поэтому сейчас я выкладываюсь на полную. Как ни странно, у меня даже начинает получаться и в конце занятия я блокирую несколько серьезных ударов, а после перехожу в нападение.

Которое заканчивается очередным полетом на мат.

— Никогда не нападай, если не уверена в результате, — говорит он, протягивая мне руку.

— Угу, — говорю я, поднимаясь.

У меня здорово болят ягодицы: не только от растяжек, но и потому, что с полчаса назад мне прилетело по ним палкой. Подозреваю, что Вартас в этот момент блаженно улыбался, дорвавшись до воспитательных целей. Еще у меня слегка болят бедра, и совсем не слегка — плечи. Завтра будет болеть все остальное, особенно учитывая, что мне сегодня на каблуках ходить.

— Утром и вечером желательно делать разминку, — говорит он, и тут же добавляет: — по возможности. Минимальный разогрев, основные выпады, чтобы тело запоминало. Так будет быстрее.

Так я быстрее сдохну.

Вслух я этого не говорю, но сейчас мне именно так и кажется.

— В вар-до главное не нападение, а использование силы противника против него самого.

— Угу, — повторяю я.

— Давай провожу до дома.

— Вообще-то до дома я уже не успеваю.

Он пристально смотрит на меня.

— Сразу в «Бабочку»?

— Да.

Взгляд становится еще пристальнее.

— Пока что мне ничего не удалось узнать, но…

— Вирна, я искренне надеюсь, что тебе ничего не удастся узнать. — Он подбирает ненужные палки и ставит их к стене. — В это лучше не лезть.

Мне кажется, что я ослышалась.

— То есть ты предлагаешь мне просто бросить Лэйс?

— Я предлагаю тебе просто жить дальше. Какие бы у нее ни были причины исчезнуть, самой или с чьей-то помощью, уверен, они более чем серьезные.

— Я тоже. Уверена, — говорю я. — Но в отличие от тебя мне бы в голову не пришло просто оставить ее одну.

— Лэйс может сама о себе позаботиться.

— А я — нет? — складываю руки на груди.

— А ты пытаешься заботиться обо всех.

— Не обо всех. Только о своей семье.

— Кто будет о них заботиться, если исчезнешь ты?

Тогда, после того как Ромина чуть меня не утопила, я об этом почти не думала. Я вообще мало думала о том, каково это — просто исчезнуть. Наверное, ей не хотелось бы, чтобы я во все это лезла. Может быть, действительно не стоило туда лезть, просто чтобы не подставлять ее. Такая мысль впервые приходит мне в голову, но сейчас устраивается там слишком прочно, чтобы просто взять и от нее отмахнуться. Что, если Лэйс пришлось исчезнуть?

Не знаю, чего в этой мысли больше: трусости или благоразумия. Малодушного желания сдаться или желания не навредить еще больше. Я мало знаю большой мир и такие игры, в которые она ввязалась, для меня — нечто запредельное. Да что там, я не могу себе даже представить причину, по которой она во все это полезла.

Но я ведь тоже лезу.

— Ты никогда не спрашивал, как она решила этим заняться?

Он кивает. Обхватывает себя руками, футболка натягивается на плечах, на ней темнеют пятна пота.

— Спрашивал. Я много что спрашивал, но она не говорила. И знаешь, что я вынес изо всей этой истории, Вирна? Если кто-то, даже самый близкий, не хочет делиться с тобой чем-то, значит, так будет лучше для него.

«Какая же это близость?» — хочется спросить мне, но я молчу. Молчу, потому что ровным счетом ничего не знаю об отношениях, у меня даже нормального общения с К’ярдом не выходит, не говоря уже о чем-то большем.

За последнее мне хочется наподдать себе палкой по заднице самостоятельно (какое, к едхам, «что-то большее» с К’ярдом?!).

В общем, да. Я забыла о нем на целых несколько часов тренировки.

Вартас все еще хмурится, но меняет тему:

— Пойдем. Накормлю тебя ужином.

И я соглашаюсь. Потому что ужин точно лучше, чем мысли о К’ярде.

Вирна Мэйс

Если бы у меня была возможность круглосуточно есть, наверное, я бы ей воспользовалась. Хотя не уверена, что сработало бы, потому что даже в «Бабочке» я думала о нем, о том, как мы сидели в ВИП-ложе. Точнее, я сидела, а он лежал, глядя на меня потемневшими глазами без привычного огня, но ничего глубже этого взгляда я еще не видела. Даже тогда, в эйрлате, перед тем как он меня поцеловал.

Дома без сестер слишком тихо и одиноко, но я почему-то спокойна. Удивительное чувство, идущее откуда-то изнутри, такое глубинное знание того, что все правильно, и что если К’ярд сказал, что с ними все будет хорошо, значит, с ними все будет хорошо. Для меня это странно вдвойне, потому что я не привыкла доверять, первое и последнее доверие обернулось для меня самым неприятным уроком жизни, но сейчас…

Сейчас я даже не представляю, как назвать то, что со мной происходит.

К счастью, вскоре мое внимание переключается на другое: решение после «Бабочки» заскочить домой, и только после отправиться в Кэйпдор, оказалось правильным. Меня накрывает тем самым, что Лэйс называла «женская неприятность». После горячего душа, который я себе позволяю по очень большим праздникам, читай, по таким дням (в остальное время приходится пользоваться еле теплым, даже когда стучишь зубами от холода), я выхожу уже в более-менее вменяемом состоянии.