– Не волнуйся, не успеет. Горбачева все равно нет на месте, едем домой, а то я от голода сейчас коньки отброшу.

Благо домой добираться было не далеко, а на Выхино всегда продаются куры гриль. Приобретя куренка, залезли в маршрутку и вскоре переступили порог родной, уютной, милой, безопасной квартирки, где объятиями и поцелуями встретил нас самый лучший и красивый пес на свете. Наевшись горячей, умопомрачительно ароматной курицы, наболтали по чашке растворимого кофе и дружно закурили папюросины, желая расслабить нервную систему после пережитого стресса.

– Бардак какой-то, да? – Тая сунула палец в рот, трогая многострадальный зуб. – Что получается, Маршавин-Ганс вовсе никакой не посредник, а самый что ни на есть убийца? На кой черт он себя за посредника-то выдавал?

– Засекретился, должно быть, таким образом. А что, очень даже удобно: таинственного душегубца никто не видит и не знает, все общаются исключительно с посредником, за которого сам убийца себя же и выдает. Существуй же посредник на самом деле, Маршвин не спал бы спокойно – а вдруг тот его сдаст в любой момент? Так что все очень даже мило придумано. Слушай, давай-ка принесу ручку, листочек и мы все аккуратненько, в подробностях распишем, а то у меня в мозгах такая каша неприятная барахтается.

Сказано-сделано. И я все аккуратно расписала: и о том, что Петр Осадчий собственного брата за наследство заказал, и о том, что Маршавин, скорее всего, лично был знаком с Одинцовой Эммой Валентиновной, занял у нее крупную сумму денег, а потом предложил по дружески зубки подлечить, и что Маршавин Д. В. носит прозвище «Ганс» и состоит в преступной группировке, и что у нас имеется свидетель, а так же фотодокументы, подтверждающие извлечение капсулы с ядом из зуба потенциальной жертвы.

– А всех остальных он зачем убил? – Тая пробежала глазами мое эпистолярное творение.

– Это уже пускай следствие выясняет, не можем же мы вдвоем за всю милицию отдуваться? И так жирно больно получается.

– Ты знаешь, – Тая наболтала себе еще кофейку и взяла сигарету, – что пошлют нас с этой писулькой куда подальше, да и сам Маршавин без труда отвертится.

– Это почему еще? – изумилась я.

– Да потому что нет у нас прямых и веских доказательств.

– Как это… как это нет?! Да у нас целый свидетель у тебя яд из зуба вытаскивал!

– А есть свидетель, могущий подтвердить, что именно Маршавин этот яд мне в зуб засовывал? – Тая уныло болтала ложкой в чашке, размешивая сахар. – Гадюка отвертится, как пить дать и тогда нас с тобой от убийцы вряд ли кто защитит. Надо как-то подстраховаться.

– Как? – я в растерянности смотрела на сосредоточенное Тайкино лицо. Лично мне и в голову не приходило, что у нас еще недостаточно улик, чтобы засадить Маршавина на всю оставшуюся жизнь.

Немного подумав, Таисия сказала:

– Неплохо было бы вызвать его на откровенный разговор и чистосердечное признание и записать на пленку. У нас с тобой часто такую фишку устраивали и всегда срабатывало.

– Как ты себе на этот раз представляешь «устройство фишки»? – Я честно не могла вообразить при всем богатстве творческой фантазии.

– Надо подумать, – Таисия с умным видом уставилась в окно. – Пошевелить мозгой.

– Так что, Горбачеву пока не звонить?

– Пока не надо, Михал Сергеич моментально возьмется за Маршавина и всю малину нам перепортит. Столько времени и сил потратили, меня вообще чуть не убили в лучших детективных традициях и вдруг под конец пьесы, Главный Убийца отвертится от всех воздушных обвинений, а когда стихнет шум и ляжет пыль, тихонечко где-нибудь удавит нас по одиночке.

– Слушай, а с чего ты вообще взяла, что он может так запросто отвертеться?

– Если за столько времени его не поймали и не посадили, значит, мужик умный и верткий. Не стоит, я думаю, недооценивать своего противника.

Это да, с этим я была согласна, следовало проявить осторожность. Но, как бы долго и усердно не «шевелили мы мозгой», вариантов пообщаться с Маршавиным на чистоту вырисовывалось немного. Снова являться в больницу и пытаться разговорить его на рабочем месте было бы глупо, опять следить и таскаться за ним долго и, возможно, не совсем безопасно. Оставался самый наглый и отчаянный вариант – заявиться к нему домой.

– Честно признаться, мне страшновато лезть к нему в логово, – поморщилась я. – Человек, который спокойно, возможно с улыбкой, шутками-прибаутками начинявший цианидом зубы разнообразным гражданам, не кажется радушным хозяином. А уж как он обрадуется недобитым детективам, упорно таскающимся за ним по пятам – даже страшно себе вообразить. И ничто ему не помешает довершить начатое.

– Да ну, – дерзко хмыкнул недобитый детектив, – и что же он будет делать с двумя трупами? Куда спрячет?

– Ой, да придумает что-нибудь, не маленький! Расчленит как-нибудь удачно с медицинской точки зрения и раскидает по авоськам.

– Я не хочу, чтоб меня раскидывали по авоськам, – Тая задумчиво подперла кулаком подбородок.

– Да меня вот тоже такая перспектива ничуть не радует.

– А что нам мешает предупредить Горбачева о том, куда мы настропалились и попросить нас подстраховать?

– Тогда придется ему все выкладывать.

– Совсем не обязательно. Скажем, что есть подозреваемый, но мы отнюдь не уверены, что это он и есть, едем с ним покудахтать по душам, но немного опасаемся за собственную сохранность. И он нас без проблем подстрахует.

В принципе, да, логично.

– А что насчет адреса Маршавина?

– Выясним в клинике.

– Так нам и сказали!

– А удостоверение частного детектива нам на что? Вот и пригодится.

И это верно. Оставалась еще одна маленькая, совсем крошечная проблемка, которую стоило незамедлительно решать, а именно сказать разлюбезному Конякину Станиславу Станиславовичу, что и завтра я на работу не приду… и послезавтра может быть тоже. Кто знает, как быстро дела продвинутся и в какую сторону. С духом я собиралась минут тридцать, не меньше, затем с замиранием души и тела набрала Конякинский номер. Начальство как всегда отрывисто и нервно гавкнуло:

– Да!

А я торопливо и жалобно зашепелявила о том, что дела мои плохи, зуб мне так толком и не починили и мне еще потребуется пара денечков. Из мембраны полился гремучий яд, я отодвинула немного трубку от уха и молча ждала, пока предводитель выскажется. Высказывался он долго, цветисто, образно, а когда сделал небольшую паузу, я быстренько прошепелявила, что напишу еще много изумительных статей сверхурочно. И даже составлю гороскоп. Вот. Составлением гороскопа у нас занимались все члены коллектива по очереди и все очень не любили это занятие, что касается меня, я же просто ненавидела гороскопы, никак не могла запомнить все эти планеты, даты и названия, но в данной ситуации приходилось чем-то жертвовать. Конякин помолчал, подумал и нехотя согласился, предупредив, чтобы ни на какие поблажки в дальнейшем я больше не рассчитывала. Горячо поблагодарив, положила трубку и утерла пот со лба.