Уже на пороге роюсь в сумочке, чтобы проверить, на месте ли ключи. Вместо ключей нахожу скрученные трубочкой банкноты. Несколько сотенных бумажек. И хоть убей не могу вспомнить, как они туда попали и когда. Беру деньги в руки и смотрю на них. Я в шоке. Я окаменела от растерянности, будто кто-то стукнул меня по заднице, и вот теперь я ломаю голову, что случилось и кто бы это мог быть.

Зря я не прислушалась к Анне. «У Банди полно сюрпризов», – сказала она, и я подумала, это лишь ее очередная шутка, которые она постоянно выдает. Теперь я все понимаю. Банди сделал из меня то, чем я никогда не хотела стать. Я позволила обмануть себя, повелась на его фантазию в духе «пигмалион шиворот-навыворот», в которой каждая добропорядочная телка только и ждет, чтобы из нее сделали б… Банди сделал из меня «Дневную красавицу». Красотку дня. Дежурное блюдо. Превратил в одну из своих сучек.

Я ощущаю себя вывалянной в грязи. В желудке у меня пусто, и я чувствую, как к горлу подкатывается ком тошноты. Мне так муторно, что я хочу, чтобы меня вырвало. Затем на смену тошноте приходит злость. Я слышу, как в голове возмущается мой собственный голос.

Господи, как я могла оказаться такой дурой? Я мысленно ору на себя, потому что Банди меня поимел, а я даже этого не заметила, пребывая в уверенности, что контролирую ситуацию, что я там самая умная и не поведусь на его разводки. И вот выходит, что повелась.

И вот теперь я спрашиваю себя: чего стоит опыт? И какова его цена?

Кстати, это совершенно разные вещи. В первом случае главное – смысл, во втором – что приносится в жертву. Мы привыкли платить цену – идет ли речь о ежедневных покупках, о нашем здоровье, наших ошибках и проколах, больших и малых проступках, обидах и глупостях – и никогда не спрашиваем себе, сколько платим, кто определяет цену и почему.

Наша культура такова, что мы зациклены на утратах – невинности, привилегий, безопасности, уважения – и редко думаем о том, что приобрели. Никто, ну совершенно никто не может сказать, чего стоит мой опыт. Никто, кроме меня самой. Это нечто такое, что знаю только я, что я понимаю и чувствую. Нечто такое, что я могу взвесить, измерить, определить количественно. Нечто такое, что я могу, будь у меня такое желание, передать другим или оставить себе. Это решать мне, и только мне. Выбор за мной. Я вольна поступить так, как сочту нужным. Это мое право и моя ответственность.

Ладно, давайте начистоту. Ведь мы говорим о сексе. Трахаются все. На виду у всех или за закрытыми дверями. Чаще или реже. «Правильными» способами и «извращенными». В одиночку, парами или группами. С представителями противоположного пола или собственного. А на практике обычно имеет место многое или даже разные комбинации вышеперечисленного. Наша сексуальность столь же сложна, как и наши личности, если не больше, потому что включает в себя не только наш разум, но и наши тела.

Речь не о науке, а о жизни. Именно поэтому я не слишком доверяю выводам людей вроде доктора Кинси или доктора Фрейда, особенно в том, что касается женщин. Потому что как можно описать и проанализировать желание? Как можно выносить суждения по поводу того, что хорошо, а что плохо, для конкретных людей, на основании того, что они чувствуют? На основании того, как они трахаются.

Мы все ненормальные. Тайком. Под кожей. В постели. За закрытыми дверями. Когда никто не смотрит. Но когда кто-то смотрит или кто-то знает, всегда приходится платить цену. И эту цену мы таскаем на себе, как лишний фунт веса. И эта цена – хотя и называется она по-разному – сводится к одному. К позору.

Задумайтесь о старшекласснице, на которую навесили ярлык «шлюха» лишь за то, что она свободно выражает свои чувства и не стесняется своего тела. И это при том, что половина ее одноклассниц носит «кольцо верности» в качестве этакого профилактического средства, призванного обуздать их желания – можно подумать, это когда-то срабатывало! – и по какой-то странной причине проникнута чувством собственного превосходства. А вот она хуже, ниже, грязнее их. А все потому, что она уже решила для себя, что ей нравится секс. И больше всего ей нравится сосать член.

На стадионе. На перемене между биологией и химией. Причем не только у полузащитника школьной футбольной команды, но и у задрота-зубрилы и учителя истории. Иногда у одного за другим, иногда у всех сразу. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что она от этого получает? Чего это, по ее мнению, стоит?

Эта девушка не такая, как я. Она скорее как Анна.

Именно поэтому я отказываюсь осуждать Анну за то, что она делает.

Анна – это все для любого мужчины. Она движется между мирами. Любовница, порнозвезда, проститутка. Для нее это не профессии, а категории желания. Она не чувствует себя эксплуатируемой. Ей все равно, что подумают про нее люди. И потому что ей это нравится, для нее не проблема брать деньги. Для нее это в порядке вещей.

Хотя лично мне порой кажется, что Анна ходит по лезвию ножа. Словно секс стал для нее потребностью – словно им можно заполнить пустоту, которую никогда ничем не заполнить.

Она умная девушка и со временем поймет, что заглядывает в бездну. Именно такое будущее я вижу для Анны. И оно меня пугает. Хотя кто я такая, чтобы ее судить? С другой стороны, спасать ее я тоже не намерена. Потому что сейчас для нее то, чем она занимается, самое главное. Она говорит себе, что это приносит удовлетворение. В конце дня ей и впрямь может быть хорошо, и кто я такая, чтобы говорить ей, что это самообман.

А я? Вот в чем вопрос.

Что со мной? Что я от всего этого получаю? Какую цену буду вынуждена заплатить? И откуда мне было знать? До того, а не после того. Потому что секс – это не супермаркет, где можно бродить между рядами полок, сравнивая товар, и где цена известна еще до того, как выбор сделан. Так что предположим, что я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю и почему. Ведь, согласитесь, так намного интереснее. Потому что так мне никогда не найти отговорок. Так мне некого винить.

И я говорю не конкретно о том, что делала, а вообще. О фантазиях, что посещали меня, о том, чего мне хотелось бы. О местах, куда приводило меня подсознание. Потому что, в сущности, все это происходит из одного и того же места. И в конечном итоге вылезет наружу. Именно поэтому я говорю себе: рано или поздно это вылезет наружу.

Не знаю, кого я хочу обмануть, себя или Джека. Инстинкт подсказывает мне, что он уже все знает, подозревает, что я больше не такая, как раньше. Нелегко хранить секреты от того, кто вас любит. Кто знает вас лучше других. Это невозможно. Но иногда все бывает так, что самые очевидные вещи – я имею в виду людей вокруг, тех, кого мы любим – мы, что называется, не замечаем в упор.

Это кажется почти невозможным. Но часто бывает, что самое явное, самое очевидное, что касается людей вокруг нас, наших близких, нас самих, – это то, чего мы предпочитаем не замечать.

Инстинкт – наш самый мощный орган. Нет, не зрение, не обоняние, не осязание, не вкус и не слух – инстинкт. Он включает в себя все это и не только. И если научиться ему доверять, то ни одна тропа, на которую мы вступаем, не окажется неверной дорогой, никакой наш поступок не обернется против нас, а нашим отношениям с любимыми не страшны никакие ссоры.