Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорее констатируя, чем уточняя, Роза произнесла ровным голосом:
– Вы хотите сказать, что для вас это было бы желательно. Я вполне понимаю вас. Но могу ли я выдвинуть один пункт в свою защиту? Может, вам вместо меня поискать среди тех, кто знает о ваших трудностях?
– И кто также имеет доступ к счетам моей матери и желает навредить мне в глазах Мориньи. – Он покачал головой. – Нет, боюсь, что это предполагает решение задачи слишком со многими неизвестными. Кстати, – сейчас его взгляд был прямым и обвиняющим, – вы знаете, где можно найти Блайса?
Мгновенное изменение темы разговора застало Розу врасплох и заставило потерять нить его рассуждений. Но когда она уловила связь и поняла, что это вопрос на засыпку, то просто проигнорировала его.
– Что и требовалось доказать! Вы действительно подозреваете, что я и Блайс действуем заодно? У меня доступ, а у него – злость на вас. Все сходится! Ну, если вы можете поверить в такое, тогда сможете поверить во что угодно… монсеньор Сент-Ги! – заявила Роза в гневе и выскочила из комнаты, будучи слишком гордой и сердитой, чтобы обсуждать его молчание относительно Сильвии. Громкий хлопок дверью у себя за спиной она поняла как полный разрыв между ними.
Позже Роза уловила еще одну связь и ощутила, как место гнева в душе заняла щемящая боль, нахлынувшая с неожиданной силой.
«Дайте только завершиться с успехом некоторым переговорам… и имение может быть спасено». Это как будто говорило о его надежде на поддержку, обещание помощи, денег извне. Денег Флор Мичелет, несомненно. Нет, не в виде займа и не как акт щедрости гибнущему бизнесу, но богатства Флор, которые она принесет с собой в качестве приданого новой хозяйки шато… как невеста Сент-Ги.
На следующее утро для Розы было два письма.
Одно с вензелем Сент-Ги, короткая дружеская записка от мадам. Ее внезапно вызвали в Авиньон к одному из старых друзей, возможно находящемуся на смертном одре. Следовательно, на непродолжительное время для Розы не будет работы в шато. Пребывание мадам в Авиньоне нельзя определить конкретным сроком, но когда она вернется, то вновь надеется на помощь Розы. В конверт был вложен чек на причитающуюся Розе сумму на момент отправки письма. Записка заканчивалась: «Благодарная Вам…»
Это был не столь уж существенный бальзам на душевные раны девушки, но все-таки… По крайней мере, чек, выписанный и подписанный Сент-Ги, не включал в себя сумму расчетов при увольнении, и Роза уверовала: мадам надеялась – Роза прочтет между строк, что она не считает ее виновной и своим отъездом из шато как бы предоставляет шанс пролить свет на это мерзкое дело.
«Дорогая мадам! – подумала Роза. – Дорогая мадам… тот, кто проникнут до мозга костей духом и значением высокопарного утверждения «происхождение обязывает» и кто не понимает, что такое оскорбленная гордость и любовь, не имеющая будущего, уже сделал шато необитаемой землей. Я поклялась себе, что никогда впредь не появлюсь там по доброй воле».
Другое письмо пришло авиапочтой и было от танти Элси. Когда Роза прочла его, то показала оба послания Сильвии.
Минувшей ночью она пересказала Сильвии самую суть бурного объяснения с Сент-Ги, так что сестра поняла истинную подоплеку письма мадам: сгладить резкость обвинений сына в адрес Розы. Единственным комментарием стало негодующее: «Так я и думала! Да как они осмелились!» Но письмо из Южной Африки Сильвия прочла самым тщательным образом и взглянула на Розу.
– Сие означает, – она смешалась, – что… если мы сочтем нужным, то можем вернуться в Англию совсем скоро? Еще до истечения годичного срока?
Роза кивнула в знак согласия:
– Ты верно уловила смысл. Плюс твоему французскому, дорогая! Танти Элси пишет довольно сбивчиво. Но я поняла это письмо точно так же. Видишь – она сообщает, что ее зять возвращается, чтобы принять лучшую работу в Париже, и распродает все, что у него есть в Южной Африке. Она должна вернуться с ним и со своей дочерью раньше, чем собиралась. Она пишет, что для нас это не должно иметь существенного значения, если мы только сами не горим желанием вернуться в Англию.
– Лично я не вижу, в каком качестве мы сможем остаться. Ей же снова понадобятся квартира и магазин?
– Да, но, не желая выглядеть в наших глазах обманщицей, как я предполагаю, она пишет о том, чтобы нам втроем управлять магазином до конца годичного срока. Это вполне возможно, если мы с тобой согласимся занимать одну спальню. В противном случае мы вольны съехать отсюда в любое время после ее прибытия.
– И ты ради меня уедешь отсюда, даже если так сильно полюбила это место? Или же вот оно, – Сильвия указала на письмо от мадам Сент-Ги, – может как-то повлиять на твое решение?
«Если бы только письмо!» Вслух же Роза ответила:
– Я бы предпочла, чтобы право выбора оставалось за тобой. Как ты желаешь поступить?
Она увидела предостерегающее подрагивание губ Сильвии; ее голубые глаза расширились, готовясь наполниться слезами.
– Ох, Роза, я не знаю! Даже не знаю… Это ты должна выбирать… Мне все равно! – жалобно запричитала Сильвия, сделав Розу, как всегда, ответственной за решение действовать, двигаться или оставаться на месте. Не ведая, что Роза, как и она, обречена жить с разбитым сердцем.
Спустя день или два танти Элси телеграфировала, что надеется прибыть домой через две недели со дня отправки телеграммы. Сильвия безучастно согласилась с предложением Розы, что им следует повременить с принятием окончательного решения до возвращения тети.
Между тем это внесло существенные коррективы в их планы. Намного раньше, чем они думали, им предстояло дать отчет о своей деятельности, что означало, среди прочего, переучет товаров в магазине и генеральную уборку во всем доме. Роза с упорством занялась как тем, так и другим, стараясь убедить себя в пользе проведенного здесь времени, говоря, что их «миссия увенчалась успехом».
Ибо это было так! Все эти месяцы они провели на солнце, зима только предстояла. Им более чем удалось удержать магазин на плаву. Физически Сильвия вновь была здорова. Танти Элси не нарушила данных им обещаний насчет солнца, моря и пейзажа. Они покинут Мориньи с более тяжелым сердцем, чем прибыли сюда, лишь потому, что осмелились надеяться на то, на что надеяться никак не следовало. И нет тут ничьей вины… или есть?
Они настолько пришлись всем ко двору в Мориньи, словно родились здесь. Мари Дюран из лучших побуждений рассказала всем об их возможном скором отъезде, и Розу с Сильвией стали наперебой приглашать на каждое событие местного значения – от первого причастия и помолвок до бесчисленных годовщин и юбилеев. Вышло так, что после полудня в понедельник, когда Сильвия отправилась в Сен-Тропез, чтобы купить новое платье для венчания дочери самой Мари, Роза, занимаясь капитальной уборкой, наткнулась на подаренный Блайсом магнитофон, уволенный в отставку.
Роза извлекла его из-за буфета, чувствуя себя виноватой, что они не вернули магнитофон Блайсу. Следует это сделать до того, как они отправятся в Англию. Вещь дорогая и почти не бывшая в употреблении. Роза вытерла футляр от пыли, открыла его и решила прослушать, какая запись была сделана последней.