— Уберегла… заступница наша… упредила, увела… Спасла от неволи негаданной…

Юля поняла, что еще немного — и у нее начнется мания величия. Она ускорила шаг и торопливо нырнула в погреб.

Последующие два дня вся осада заключалась в том что время от времени вокруг усадьбы начинали носиться всадники, громко предлагая сдаться. Злящиеся мужики иногда пытались попасть в них стрелой, но за все время это получилось только один раз — да и то ранили не всадника, а лошадь. Попасть в одиночного воина из пищали Юля даже и не пыталась. Пищаль не лук: попробуй выцели его, если с момента нажатия на спуск и до выстрела едва не две секунды проходит!

К вечеру второго дня к татарскому лагерю начали подходить новые сотни — численность врага увеличивалась на глазах. Поутру татар стало больше раза в три.

— Эй, русский, русский, смотри, сестра твоя пришла! — предусмотрительно удерживаясь на безопасном расстоянии, позвал защитников один из татар и выволок на склон девушку со связанными за спиной руками. Потом задрал ей подол, обнажив срамные места: — Узнаешь, русский?! Сестра твоя.

Пленитель повернул девушку боком, рванул связанные руки вверх, закинул подол полонянке на спину и принялся старательно ее насиловать, стараясь делать это так, чтобы со стороны усадьбы различались все подробности:

— Хорошая у тебя сестра, русский! Мне нравится! Еще давай!

Мужики хватались за топоры и совни, в бессилии хрипели зубами. Каждый прекрасно понимал: стоит открыть ворота, кинуться на нехристей — и пусть даже каждый из них убьет пять, десять, двадцать выродков, но в конечном счете погибнут все — и тогда точно такая же участь ждет их жен и детей.

— Русский, русский, тюльпаны любишь?!

Татары с веселым смехом раздевали в виду своих врагов их попавшихся в плен соседок и землячек, насиловали, гоняли от одного к другому, завязывали подолы у них над головами и оставляли бродить, как слепых щенят, то стегая прутьями, то похотливо хватая за всякие места.

Время от времени они опять начинали свои скачки предлагая:

— Сдавайтесь, все равно здесь окажетесь! Сдавайтесь — все остальные уже сдались! Сдавайтесь вам же лучше будет! Сдавайтесь, ваше место у нас обозе! Сдавайтесь, все равно деваться некуда!

Потом возвращались к несчастным полонянкам опрокидывая их на траву или наклоняя головой вперед.

— Юля, не ходи сюда, — попросил боярин, ни жена, как обычно, не послушалась. Посмотрела на происходящее, заметно потемнев лицом. Взяла стрелу из одного из пучков, приготовленных на стене, наложила на тетиву, примерилась. Опустила оружие, разочарованно покачав головой:

— Далеко…

В лагере нехристей началось шевеление. Сразу много десятков татар быстрым шагом направились к лошадям, бродившим вокруг привезенного откуда-то и сваленного в десятки небольших кип сена. Заседлали, поднялись в седла, а потом массой в пару сотен всадников ринулись вкруг усадьбы.

В первый миг Юле померещилось, что пошел дождь — послышался частый дробный стук по крышам, земле, телегам. Но уже в следующие мгновения по двору пронесся болезненный вскрик, детский плач, конское ржание и предсмертное козье блеяние, раздались тревожные крики.

— В дом, все в дом, — замахал на смердов Варлам. — Под крышу прячьтесь, под телеги.

Только теперь Юля поняла, что сверху во двор сыплются стрелы.

При высоте стены в три человеческих роста, вдвое выше всадника, татары не могли стрелять через двор, надеясь сразить защитников у противоположной стены, и начали просто перебрасывать стрелы через стену, засыпая ими двор. Падая на излете сверху вниз, пехотная стрела с широким наконечником при попадании даже в обнаженное тело почти не втыкалась — так, на пару сантиметров, не более. Ребенка или козленка убить может, но взрослого человека — нет.

Зато, даже слегка задевая человека, такая стрела острыми краями рассекает одежду и оставляет длинные, долго кровоточащие раны. Попасть в столь малую мишень наугад почти невозможно — но каждый из двухсот татар выпускал по несколько стрел в минуту, и на усадьбу рушился самый настоящий железный дождь. Стрелы секли коров, насквозь пробивали, подсовали лошадей, ранили смердов.

— Прячьтесь, прячьтесь! — махал на них боярин, но к тому времени, когда каждый, из людей нашел себе убежище, несколько женщин оказались ранены, а один ребенок — убит. — У кого железного доспеха нет, прочь со стены! Пойдет на приступ, позову.

Панцирь и шлем самого Варлама, колонтарь Бажена и куяк Касьяна позволяли им не особо бояться «железного дождя», да еще пяток смердов оказались достаточно запасливы, чтобы сохранить в хозяйстве древнюю кольчугу или нашить сотню-другую железных пластин на суконную или кожаную куртку.

— Юля, уходи! Прячься!

— Отстань. — Женщина запалила фитиль, опробовала усовершенствованную пищаль, поводив стволом по кругу. Вроде, нигде не застревает, не заедает.

— Черт! — не выдержал боярин. — Вот ведьма! Касьян, закрой ее щитом!

Татарская орда пошла вокруг крепости на второй круг.

— Смерд! — спохватившись в последний момент, закричала Юля убегающему со стены бездоспешному мужику. — Шапку дай!

Она сунула шапку под приклад, прижала ее к плечу, повела стволом, наводя на мчащегося первым татарина. Нажала спуск. Вспышка на полке, огненная игла в сторону — место первого всадника уже заняла плотная толпа.

Б-бах! — пятьдесят картечин, разлетясь в широкий конус, пробили в конной массе широкую просеку. Мчащиеся позади не успели отреагировать, и их кони начали спотыкаться, кувыркаясь по уже лежащим телам. Задние налетали на передних, увеличивая общую свалку.

Варлам Батов любовался этим зрелищем не меньше минуты, потом спохватился:

— Важен, к левой пищали беги, фитиль поджигай! Я к правой встану.

Однако спешка была теперь вовсе ни к чему: татары прекратили свою гонку и отступили на холм. Хотя истинные потери от выстрела оказались смехотворны: пара убитых лошадей, да три раненых, один убитый и один раненый ногаец, плюс еще пятеро покалеченных в свалке коней и столько же — воинов, тем не менее, впечатление у врагов сложилось яркое и незабываемое. Оказаться жертвой нового залпа не хотел никто.

Пока татары приходили в себя. Юля забила в пищаль новый заряд и выглянула наружу. Там свежая сотня выстраивалась в два ряда на дистанции примерно двухсот саженей, словно собиралась устроить парад. Женщина хищно поводила стволом пищали, потом сплюнула: дробовики — а именно так начали называть подобное оружие в двадцатом веке — один черт дальше двухсот метров не бьют.

Татары натянули луки, метясь в чистое небо, пустили облако стрел, забарабанивших по стене. Две из них гулко стукнули в щит, который держал над боярыней Касьян. Все ясно — их решили засыпать стрелами с безопасного расстояния. А поскольку для хорошего выстрела издалека нужно и лук со всей силы натянуть, и прицелиться — степняки и стояли на месте, а не неслись вскачь.