– Я должен заботиться о собственном потомстве! – воскликнул Хантспил, опасливо отодвигаясь от ее гневного лица. – А о вас должен был заботиться ваш отец! Если он не выполнил своего долга, с какой стати мне страдать из-за его упущения?

Поняв, что спорить бесполезно, Генриетта вернулась к прежней тактике. Но на угрозы он тоже не реагировал. Тогда она уселась в одно из кресел и сказала, что не сойдет с этого места, пока он не изменит своего решения. Хантспил вызвал слуг, чтобы они ее вывели, однако они не только ослушались его приказа, но приняли сторону бывшей хозяйки, приготовившись ее защищать. Когда из-за двери библиотеки послышались их встревоженные голоса, среди которых явственно выделялся басок самой Кук, Хантспил занервничал.

Внезапно в дверях появилась разбуженная шумом Арабелла – в торопливо натянутом платье из бледно-лилового муслина и папильотках, наспех прикрытых чепцом. С опаской поглядывая на будущего мужа, она бросилась к сестре и потянула ее к двери, умоляя уйти. Генриетта же спокойно, не повышая голоса, рассказала ей о своем намерении оставаться в библиотеке или, если по-другому не получится, в окрестностях усадьбы, пока мистер Хантспил не даст их матери ренту. Старшая сестра особенно напирала на то, что, по всем нравственным законам цивилизованного общества, он обязан помощь обнищавшему семейству, как кузен и единственный родственник.

Казалось, ее слова вернули Арабелле самообладание и чувство собственного достоинства. Заискивающе склонившаяся перед сестрой, она выпрямилась и, повернувшись к жениху, с побелевшим, исказившимся страданием лицом сняла с пальца аметистовое кольцо, подаренное Хантспил он в знак любви и уважения по приезде в усадьбу. Потом, бросив на кольцо грустный взгляд, подошла к письменному столу и положила подарок перед женихом.

– Что это значит?! – поднял на Арабеллу глаза ошеломленный Хантспил.

– Я не могу больше носить ваше кольцо, милый мистер Хантспил! Мне не вынести позора, который обрушится на меня, когда все соседи узнают, что вы отказали моей матери в ничтожной ренте! Это особенно унизительно потому, что всей округе известно – мама осталась без средств только по неосмотрительности отца. Генри повела себя в высшей степени непозволительно, но вашего, Руперт, упорного нежелания помочь моей семье я тоже не могу одобрить, поэтому разрываю нашу помолвку и постараюсь избавить вас от своего присутствия!

Услышав, как она назвала Хантспила по имени, Генриетта посмотрела на сестру с уважением: оказывается, от ее внимания не ускользнул урок, преподанный кузену в Бродхорне!

Хантспил явно заволновался – он заерзал на стуле и начал суетливо собирать и складывать в стопки разложенные на столе бумаги, однако не сделал попытки остановить невесту.

– Что ж, будь по-вашему, Руперт! – спокойно сказала Арабелла. – Всего хорошего! В следующую субботу я уезжаю в Лондон вместе с матерью и сестрами!

Она повернулась и не спеша, с достоинством направилась к двери.

Генриетта начала считать шаги, но, когда дошла до семи, мистер Хантспил вскочил, опрокинув стул, и опрометью кинулся вслед за невестой. Бросившись перед ней на колени, он судорожно вцепился в нее обеими руками и выпалил, что готов на все, только бы обожаемая Арабелла его не покидала, ведь он без Арабеллы с ее золотым характером как без рук!

Она благосклонно выслушала покаянную речь, ласково поглаживая его руку.

Генриетта деликатно выскользнула из комнаты и, отпустив изнывавшую от любопытства прислугу, осталась ждать Арабеллу в коридоре.

Не прошло и пяти минут, как та вышла. На лице ее было написано умиротворение. Она сказала, что Хантспил уже подписывает чек для матери именно на ту сумму, которую назвала Генриетта.

– Ты вела себя очень смело, Арабелла! – внимательно глядя на нее, сказала старшая сестра. – Я и не знала, что ты можешь быть такой решительной!

Одернув платье, Арабелла направилась к лестнице, попросив Генриетту подняться вместе с ней наверх. Она посоветовала старшей сестре до конца дня не показываться Хантспилу на глаза.

– О, с радостью, дорогая! – рассмеялась Генриетта. – Похоже, я не отношусь к числу его любимиц!

Бросив на нее пристальный взгляд, Арабелла едва заметно улыбнулась. Когда они остановились у лестницы, Арабелла наклонилась к сестре и прошептала:

– Спасибо, Генри! До сегодняшнего утра я с ужасом думала, что мне всю жизнь придется терпеть его самодурство. Но благодаря твоей стойкости я поняла: за то, что мне дорого, надо бороться! Я больше его не боюсь!

– Но ради семьи ты поставила на карту свое будущее! – воскликнула Генриетта. – Представляешь, что было бы, не останови он тебя в последний момент?

Арабелла задумалась на мгновение, потом покачала головой.

– Я знала, что он за мной побежит. Видишь ли, он любит порисоваться, но при этом ужасно боится публичных скандалов. Отказ невесты в день свадьбы – что может быть позорнее? – Она снова задумалась, потом продолжала: – Я боялась его гнева больше всего на свете, но теперь, – она улыбнулась и потянула Генриетту за собой вверх по лестнице, – теперь я отлично знаю, как добиться своего. Ведь Хантспил, по сути, просто большой ребенок, испорченный плохим воспитанием, верно?

– Абсолютно! – согласилась Генриетта. – А хочешь знать, что я думаю о тебе?

Арабелла удивленно подняла брови.

– Я думаю, ты очень добрая, но скрываешь это даже от самой себя! – Румянец, мгновенно заливший щеки сестры, убедительнее всяких слов доказывал, что Генриетта права. Когда они поднялись наверх, к остальным сестрам, Генриетта, не жалея красок, расписала триумф Арабеллы. И бедная девушка, уверенная, что близкие в лучшем случае лишь ценят ее за хладнокровие и благоразумие, вновь сполна насладилась их восхищением и любовью.

– Господи, как я счастлива! – воскликнула миссис Литон, падая в обитое желтым дамастом кресло возле кровати. В одной руке у нее был банковский чек, в другой – письмо от лорда Эннерсли, который выражал надежду видеть ее с четырьмя незамужними дочерьми в своем лондонском доме, где они, если пожелают, могут гостить до конца светского сезона, то есть до июля, когда в Лондоне находится королевская семья и высший свет.

– Невероятное везение: два месяца в Лондоне и три тысячи фунтов ренты! О, мои дорогие девочки, мы спасены! По словам Эннерсли, нас приглашает его сестра Августа, которую я никогда не видела, но я уверена – это все он, Чарльз! Ах, он само великодушие и благородство! – просияв, миссис Литон прижала письмо к груди и глубоко вздохнула.

Как всегда, чрезмерно восторженная, она уверилась, что Эннерсли пригласил их исключительно по доброте душевной, Генриетта же подозревала, что им руководили не только бескорыстие и доброта. Как бы там ни было, от ее внимания не укрылось, что миссис Литон не осталась равнодушной к зрелому обаянию виконта. К чему это приведет, можно было только гадать.

В тот же день после полудня состоялось бракосочетание Арабеллы и Хантспила. После краткой церемонии, на которой присутствовали только самые близкие, и положенных по такому случаю объятий и слез, молодые вышли из приходской церкви, и средняя дочь миссис Литон, спрятав свои аккуратные косички под скромную шляпку, уселась в лаковую коляску мужа, чтобы отправиться навстречу судьбе. Форейтор щелкнул кнутом, и, прежде чем дамы семейства Литон успели промокнуть глаза и убрать платочки в ридикюли, мистер и миссис Руперт Хантспил скрылись из виду.