Удушающая волна июльского пекла, накрывшая весь северо-восток и одних убивавшая, а других подводившая к грани безумия, произвела перемены в Холлингвуде не только тем, что отправила Сару в роддом, но и тем, что принесла француженку, поселившуюся в Желтой комнате.

Бенно приехал домой на каникулы и с головой погрузился в работу над статьей для университетского журнала. Как-то раз ему понадобились кое-какие материалы, и он отправился в новую нью-йоркскую библиотеку на Сорок второй улице. По дороге от Центрального вокзала к величественному мраморному зданию, возведенному там, где некогда высилась пирамида, в толпе изнуренных жарой пешеходов он разглядел знакомое лицо в обрамлении парасоля цвета лайма. Это была мадам Брассар.

Мистер Холлингворт и Бенно познакомились с ней в Париже. Она часто приезжала в Нью-Йорк по делам, связанным с ее профессией, которая на визитной карточке, исполненной изящным шрифтом, значилась как модельер интерьеров. Родственники Холлингвортов, обитавшие в Оларге, наняли ее для новой отделки их особняка двенадцатого века.

(Брайди восхищалась протестантами, которые поддерживали родственные связи. У ирландцев не так. Стоило родичам перебраться в другой приход, и в следующий раз вы встречались на их похоронах.)

* * *

«Если б меня предупредили, что я еду в небывалую жару, я бы отложила покупки на осень» – так, по словам Бенно, заявила мадам.

Не желая показаться невежливым, он умолчал о том, что «Фермерский альманах» предсказывал аномально жаркое лето.

«Виктория» – прекрасный отель, сказала мадам, но даже там постояльцы вынуждены спать на крыше, точно цыгане!

Вечером мадам Брассар и Бенно сели в поезд до Веллингтона.

* * *

В кухне Брайди оловянным резаком нарезала из теста кружки для печенья и от неожиданности вздрогнула, услыхав треньканье колокольчика в прикрепленном к стене деревянном ящике, который в первый день службы она приняла за раку с мощами. С отъездом Рейчел колокольчик умолк, и Брайди уже отвыкла от его голоса.

Она отерла руки о полотенце, висевшее на крючке. Нетти растирала клубнику в летней кухне, располагавшейся в подвале, и потому было ясно, кому откликаться на вызов. Брайди прошла через буфетную дворецкого (вот уж нелепое название, дворецкого-то в доме не было отродясь), толкнула распашную дверь со стеклянной нажимной пластиной, миновала бельевую (дамаст цвета слоновой кости все еще ждал глажки) и добралась до библиотеки, где мистер Холлингворт и мадам Брассар стояли перед камином, уставившись в его топку.

Зачем звали-то? Что им нужно? Ну не камин же разжечь, в такую-то жару. Может, хотят воды? Нет, запотевший графин на столике полон доверху. Пепельницы, что ли, опорожнить?

– Скажите, дорогая, сколько времени вам требуется, чтобы надраить эту штуку? – спросила мадам Брассар, показывая на медную каминную решетку. Француженке было за сорок, но она сохранила стройную фигуру, а золотистые волосы ежедневно укладывала в замысловатую прическу. Как она исхитряется этак собрать их на макушке и затылке? – подумала Брайди, представляя искусное маневрирование зеркальцами.

– Нисколько, – сказала она. Кто же драит решетку? И так блестит. Брайди старалась припомнить, когда последний раз ее начищала. – Сбегать за суконкой?

– Нет-нет. Мы просто хотим узнать, сколько времени у вас уходит на эту бесполезную работу.

– Точно не скажу, мэм, – промямлила Брайди.

– Ну примерно – час, два?

Хотят ее уволить, что ли? Да нет, мадам пустилась в рассуждение о муках американских слуг, которым приходится начищать то, что должно быть сделано из материала, не требующего каждодневной чистки, – например, из стали.

Каждодневной чистки? – удивилась Брайди. Когда это от нее требовали ежедневно драить медь? А мадам уже говорила о каминных экранах.

Но тут мистер Холлингворт вскинул руку:

– Дорогая моя, я не желаю, чтобы мой дом выглядел пансионом.

– Ах, Бенжамен! (Мадам Брассар произносила имя на французский манер, да еще сглатывала окончание, так что получалось этакое блеянье барашка: «Бен-жа-ме-е-е».) Я не предлагаю вам уродливую ширму, обклеенную куском стенных обоев. Я говорю об экране, красиво расписанном в старинном стиле. Во Франции даже лучшие художники не считают зазорным расписать каминные экраны.

* * *

И вот опять стол накрывали на четверых: во главе мистер Холлингворт, по бокам от него Ханна и Бенно, а напротив – мадам Брассар, словно не гостья, но хозяйка дома. С восхитительной легкостью пренебрегая американскими застольными правилами, она ела в европейской манере: вилка в левой руке, нож в правой (Брайди же, следуя совету Аделаиды, отучилась от этой привычки).

Что и говорить, у нее был стиль. Утреннюю газету она читала не через лорнет на цепочке, потом весь день болтавшийся на груди, но через увеличительное стеклышко в серебряной оправе на указательном пальце. Носила смелые фасоны, какие увидишь только в журналах мод, и даже обычная одежда на ней выглядела незаурядной благодаря всяческим деталям: белые перчатки были не чисто белые, но с узкими черными полосками и рядом крохотных черных кнопок на запястье. Соломенные шляпки были отнюдь не желтые, но одна розовая, а другая персиковая, и обе украшены не только лентой, но еще и вуалеткой. Плюс тюрбаны с перьями! В своих узких юбках она почему-то не семенила в манере других женщин, и Брайди долго гадала, как ей это удается, пока во время стирки не разглядела скрытые складки, обеспечивавшие свободную поступь.

* * *

Мадам Брассар занималась новой гимнастикой под названием «йога». Об этом Брайди узнала совершенно случайно.

С тех пор как мистер Холлингворт научил ее плавать, утром она просыпалась по звону колокола на Матери печалей и (если не было срочных дел) травянистой тропкой шла к озеру. Брайди наслаждалась прелестью утреннего покоя, рассветной дымкой и прохладой воды, дарившей не только свежесть, но и уединение – в этот час даже рыбаки еще не выезжали в своих лодках.

Частенько она брала с собою корзинку и на обратном пути набирала ягод, которые подавала к завтраку либо оставляла Нетти на джем.

Однажды утром на полпути к озеру ее вдруг окликнули. Брайди испуганно огляделась. Обычно свидетелями ее ранних прогулок были только кролики, олени и голубая цапля, устроившаяся на каменной ограде.

«Брайди!» – послышалось снова, и на неприметной опушке за кустами ежевики она разглядела мадам Брассар. Француженка, одетая лишь в странное черное трико, оставлявшее открытыми плечи и ноги ниже колен, стояла на расстеленном полотенце. Лоб ее перехватывала широкая шелковая лента. Цветастые туфельки облегали ступни, будто носки. На голых руках играли пятна солнечного света, пробивавшегося сквозь листву. Брайди смутилась, словно застала мадам в ванне.