И снова из После:

Мы поняли, что Рейган мудак.

Главный исполнительный директор федерального правительства, административный председатель исполнительного ведомства, главнокомандующий вооруженными силами. Предполагалось, что он ни перед кем не несет ответственности.

Три ветви правительства Соединенных Штатов — законодательная, исполнительная и судебная. Забудьте о законодательной — там одни адвокаты и бумагомаратели, бюрократы, безликие пешки. Судебная власть включает Верховный суд, который является высшей инстанцией в судебной системе США, занимается «интерпретацией конституции», что бы эта дрянь ни означала, но даже в этом случае мы говорим о председателе и восьми членах суда. И кем же они назначаются? Верно, друзья, лично всемогущим мудаком.

Итак, мы подходим к исполнительной власти. Дружище, это зверь со множеством имен и лиц. Штат, Казначейство, Оборона, Федеральное бюро расследований, Министерство внутренних дел, Белый дом, Совет национальной безопасности…

Этот список можно продолжать очень долго.

И Центральное разведывательное управление, которое само по себе является настоящим оксюмороном, — мы видим этих ребят на самой вершине исполнительной власти. Кто они? Давайте будем честными друг с другом. Они — это секретные и разведывательные операции, тайные казни и убийства, ликвидации, государственные перевороты и путчи и уничтожение чего угодно, что в какой угодно мере противится «великому американскому способу жизни», декларированному президентом Соединенных Штатов. Личная, черт ее дери, армия. Псы войны.

Некоторые сотрудники в ЦРУ были неплохими людьми.

Но недолго.

Это обман. Не может существовать порочная и своекорыстная организация, в которой люди работают из лучших побуждений. Люди оказываются в ЦРУ, и они либо следуют программе, либо понимают суть программы и убираются оттуда как можно быстрее. А иногда, как мы знаем, их убирают силой.

И появляются люди вроде меня.

Я начал еще тогда, после истории с моими родителями. Тогда, когда был молод и понятия не имел, чем буду заниматься в жизни.

Они что-то увидели, эти пастыри. Так они себя называли. Они ходят и вербуют новичков для обработки, тренировок и всего прочего, через что проходят новобранцы. В конце концов отбирают всего несколько человек. Пастыри отбирают.

Значит, они увидели что-то во мне. Одиночка. Неудачник. Человек, который не подходил обществу. Они были хороши. Да, они были хороши. Коварные, умные, хитрые. Поработали со мной. Выяснили, к чему я стремлюсь, что считаю хорошим, что плохим. Узнали мои интересы. Они стали частью университетского городка. Они были там всегда. Лоуренс Мэттьюз. Профессор философии в университете штата Виргиния в городе Ричмонд. Я учился там уже почти год. К тому времени мои родители были два месяца как мертвы. Я поменял профильный предмет. Был скандал. Лоуренс Мэттьюз был терпеливым, понятливым, хорошим человеком. Он понял, что инженерное дело было выбором моего отца, что математика и физика и все такое прочее не для меня. Английский язык и философия — вот куда мне была дорога, и после смерти отца я туда и отправился.

Профессор Лоуренс Мэттьюз ждал меня там, чтобы принять. И он принял меня. Мы вели длинные разговоры. Политика. Жизнь. Смерть. Загробная жизнь. Бог как икона, Бог как личность. И подобный бред. Лоуренс Мэттьюз обожал это дерьмо. Дружище, он мог заговорить зубы так, что вы забыли бы, как вас зовут. Такая у него работа. Я думаю, что изначально его готовили как переговорщика. Потом, когда он сломался или в нем проснулась совесть, его запихнули в этот университет, чтобы он приглядывал за будущими кадрами. Он был чтецом. Он читал людей, и когда он видел что-то, что имело смысл, то сообщал об этом пастырю. Тогда приходил пастырь, который оказывался другом профессора Мэттьюза. А друг профессора Мэттьюза, естественно, хороший парень, свой человек, который мог пить пиво и наблюдать за проходящими мимо студентками и курить сигареты с лучшими из них.

Моего пастыря звали Дон Карвало. Я так и не узнал, было ли это его настоящее имя. Честно говоря, какая, к черту, разница, как его звали на самом деле? Он был там, чтобы выполнять свою работу, и он выполнял ее лучше, чем кто-либо на его месте. Дон Карвало был хозяином своей судьбы. Так, по крайней мере, мне казалось. Он знал все. Черт, ему было не более двадцати семи или двадцати восьми лет, но мне казалось, что он знает все обо всем, что имело смысл. Дон был магом, волшебником, представителем притесненных меньшинств, политиком, повстанцем, бунтовщиком, духовным террористом для эстетов. Дон обсуждал Камю и Достоевского, Солженицына и Соловьева, Декарта, Керуака, Кена Кизи, Рэймонда Чандлера и фильмы Эдварда Дж. Робинсона. Его отец был адвокатом в Голливуде. Его отец знал людей. Его дед знал людей даже лучше, он мог рассказать о работе Кэри Гранта на британскую разведку, об изобличении связей нацистов в американской киноиндустрии во время Второй мировой войны. Дон Карвало знал людей, которые работали с Джо Маккарти. Его мать была родом из Израиля. Она приехала из Тель-Авива в начале пятидесятых годов. Ее прошлое было неразрывно связано с образованием чего-то под названием «Моссад ха-Моссад ле-Модиин уле-Тафкидим Мейухадим». Институт по делам разведки и специальных заданий. Институт.

— У них институт, — сказал мне Дон Карвало. — А у нас компания.

— Компания?

— Центральное разведывательное управление.

— Точно, — согласился я. — ЦРУ. Я знаю о них.

Дон улыбнулся, покачал головой, положил мне руку на плечо и сказал:

— Нет, ты не знаешь, друг мой, ты не знаешь.

И сменил тему разговора.

Так они работали. Сначала давали тебе попробовать. Позволяли задать вопрос и не отвечали на него. Очень хорошо. На живца. Всегда проверяли, всегда наблюдали, всегда пытались выяснить твои принципы, ограничения, лимиты, то, на что ты готов пойти, чтобы добиться своего. Они охотились на уверенность, на несомненную уверенность в том, что это и есть Правильный Путь. По всей видимости. А может, и нет.

С момента, когда я познакомился с Доном Карвало на новогодней вечеринке у Лоуренса Мэттьюза в конце 1979 года, и до моего первого визита в Лэнгли прошло полгода. Сейчас мне кажется, что это не так уж много. Позже Дон признался, что моя вербовка была самой короткой в его практике.

Прошел еще год, прежде чем я отправился на задание. Вещи, которые помешали мне тогда, оказались одними из самых важных событий в моей жизни. Так, по крайней мере, мне казалось. Теперь я понимаю, что они были незначительными. Все, кроме одной. Самая важная вещь случилась в декабре 1980 года. Я жил в квартире на окраине Ричмонда. Тогда все изменилось. Тогда я посмотрел на все под другим углом.

Это было, попросту говоря, концом того, кем я был, и началом того, кем я стал.