Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По причине болезни была отстранена от мастера Манко и лишена забот его. Вразумлялась, побуждалась и склонялась оным доктором Аббандонато.
Я ответствую, что сначала меня не узнали, когда я прибыла в деревню под названием Киноварь. У меня не было собственного дома, чтобы укрыться в нем, и не было добрых родственников, ожидающих моего возвращения и способных обнаружить под этой чешуей старой кожи девочку, коей они меня в последний раз видели. Кроме того, всеобщее внимание занимал наместник Липпи ди Спина, который незадолго до моего прибытия явился в замок и встретился со старейшинами, якобы ради знакомства и успокоения умов, огорченных смертью графа Дезидерио. В действительности же он заманил их к себе хитростью и пригрозил держать их в темнице, пока они не почувствуют раскаяния, ибо до ушей герцога дошла весть об их достойных осуждения заблуждениях, и это наполнило его великой печалью. А так как благополучие подданных является глубочайшим призванием синьора герцога, он решил дать жителям Интестини две недели на отречение от ереси; потому же он поручил монахам ввести просветленных в таинства истинной веры, а для лучшего ее укоренения построить монастырь прямо у ворот деревни. Так что вы сами можете догадаться, синьор, какое смятение здесь происходило после того, как была объявлена милостивая воля герцога. Одни спешно собрали пожитки и двинулись в низины, другие с овечьими стадами укрылись на высокогорных диких лугах, куда не могли добраться ни горькая забота нашего господина, ни меч его воинов. Одни латали заборы и стены, намереваясь переждать всю эту суматоху в безопасной утробе своих подворий, другие бежали к Вироне, который только что провозгласил себя наследником графа Дезидерио. Никто не обращал внимания на такую старую курицу, как я, пусть даже она где-то что-то выкопала с поля или отколупала пару досок от заброшенного сарая.
Я ответствую, что в то время со всех сторон слышны были стоны и причитания. Наши старейшины, когда наместник Липпи ди Спина объявил им свою волю, предпочли петлю, затянутую на шее, уходу от света, и это их решение навлекло на наместника немалую беду. Нет, его не раздражала одержимость еретических вождей, от которых он и не ожидал помощи, а потому он велел задушить их всех по очереди, не дожидаясь, пока они доставят ему больше хлопот. Однако его удивили беспорядки, произошедшие после их смерти в Интестини. Как и многие жители южных земель, он в юности наслушался рассказов о просветленных и их истой привязанности к вермилиону, но, как это часто случается с сильными мира сего, он переоценил верность простых людей синьору герцогу, патриарху и их слугам. Кроме того, будучи по природе прямолинейным человеком, он верил, что после смерти старейшин, которых он не без оснований считал самыми закоснелыми еретиками, их земляки отрекутся от своих нечестивых ошибок и смиренно вернутся в овчарню. Словом, как только последний из старших испустил дух, наш наместник, очень утомленный, отправился спать; долгие годы он провел на военной службе у герцога и без содрогания шел на боевую резню, но это убийство стариков прошло для него не без тягости и отвращения. Уповая на порядочность стражников, он не выставил даже караулы на тропах, ведущих в горы, и каково же утром было его удивление, когда обнаружилось, что большая часть моих собратьев, бежала прочь под покровом ночи. И знайте, добрый синьор, что он воспринял эту весть с таким гневом, что даже в моей скромной хижине слышны были его вопли; он ревел, без преувеличения, как телящаяся корова, ибо женщина, будучи по натуре стыдливой, не издала бы таких звуков.
Подтверждаю, что из-за недопустимой беспечности наместника Липпи ди Спина наши шахты перестали давать драгоценную руду, чего не случалось ни при жизни графа Дезидерио, ни при его предках. После убийства старейшин и бегства многих молодых людей каждый из наших почтенных родов – а просветленные тоже заботятся о своем наследии, и одни семьи пользуются среди них гораздо большим уважением, чем другие, – он словно вжался в землю, ожидая, что произойдет дальше. Многих вермилиан одолела всевозможная хворь, вероятно, от огорчения после смерти старейшин и смуты в эти тяжкие времена, и, когда надзиратели стучали в их двери, призывая их, согласно обычаю, перед рассветом в Интестини, они не могли подняться с постели. Напрасно наместник сердился и посылал солдат приводить их силой. Ему удалось лишь собрать в замке нескольких несчастных, и то принесли их на дерюге или на двери, спешно вынесенной из сарая, так как передвигаться своими силами они не могли. Тогда, чувствуя, что его все больше выставляют на жестокое посмешище, синьор ди Спина попытался найти иные средства и показать своенравным еретикам, что они ему не нужны. Но и здесь он потерпел сокрушительное поражение. Не помогли ему мастера, привезенные из южных земель. Как бы они ни старались, они не смогли запустить коловороты и, спускаясь на дно Интестини в поисках доступных месторождений, терялись в хитросплетении подземных ходов. Трое из них, хотя и имели опыт в добывании руд в других местах, один за другим не вернулись на поверхность, что многие местные сочли знаком и подтверждением того, что люди низин, не посвященные свету, сгорают во мраке Интестини быстрее масляных ламп. И так у наместника Липпи ди Спина начались немалые беды.
Я ответствую далее, что он еще медлил и размышлял всю зиму, заедая каждый кусочек хлеба унижением. Но когда с первым теплым ветром весны появились первые ростки на полях, место, отведенное годом ранее под строительство монастыря, по-прежнему стояло пустым, на нем не появилось ни одного работника. Вместо монахов в сандалиях в деревню заехал на своем дряхлом муле падре Фелипе и обосновался в одной из опустевших хижин. С первого взгляда по его румяным щекам и животу, что он нес перед собой, словно горшок с салом, можно было понять, что это человек веселый и основательно увязший в собственных пороках. Он быстро взялся за устройство хозяйства и вспашку заросшего поля, проявляя скорее хозяйскую заботу о
