Он, наверное, смог бы по пальцам пересчитать те светлые дни, которые выпали на его долю за время, прошедшее после смерти матери. И большинство из них были связаны с доверчивой, не умеющей скрывать своих чувств девчонкой, случайно встреченной много-много лет назад. И что? Теперь бы он хотел вернуться туда, в прошлое? Конечно, нет. Глупо мечтать о таком. И та девчонка уже не девчонка, у нее взрослые дети, почти ровесники им тогдашним.

Зачем ему эта хорошая память? Он, не раздумывая, променял бы все свою пеструю, богатую происшествиями жизнь на уют и тепло, непривычную для него искренность отношений.

Богдан не хотел больше оставаться один. И каким бы он ни был когда-то, уже давно заслужил у судьбы доброе, ласковое отношение. Недаром же Аня встретилась ему именно сейчас!

Его с самого начала поразило, как она точно угадывает его состояние, его чувства. В первый день она заявила, что не любит зиму и снег, а он вздрогнул испуганно, словно непрошенно заглянули в его душу. Вот тогда его и понесло.

Он же подонок и циник, ему ничего не страшно, ему на все плевать. А совсем недавно она призналась: «Мне казалось, ты здесь больше не живешь». И опять была права. Он около десяти лет не показывался в этом городе и вернулся лишь недавно, года два назад. Оказывается, и она приехала примерно в то же время. И еще, оказывается, кроме дочери у нее есть сын. Возможно, его сын. Богдан хотел, чтобы было именно так.

Нет, они недаром встретились сейчас и, наверное, недаром встречались раньше.

Анька. Анечка. Первый раз она появилась тогда, когда жизнь его сделалась особенно тошной и жуткой.

Мать умерла почти сразу после того, как ему исполнилось восемнадцать, словно успокоилась: он теперь взрослый, самостоятельный, сможет сам постоять за себя. Она едва держалась последние годы, боясь оставить его одного раньше времени, но все равно ушла непростительно рано. Он, конечно, не пропал (хотя смотря что иметь в виду), жил, как мог зарабатывая на эту жизнь. Он освоил много профессий — от самых прозаических до самых экзотических. Он работал продавцом, сторожем, барменом.

Он немного приторговывал травкой и чуть больше — собственным телом. Женщины почти сразу обращали внимание на смуглого красивого мальчика с типичной южной внешностью и дерзкими глазами, и мальчик быстро научился пользоваться этим. А потом появилась еще одна работа, о которой совершенно не хотелось вспоминать даже сейчас. И это именно ей спасибо за циника и подонка, за «колеса» и сигареты с марихуаной, за бывший склад с кучей матрасов и одеял.

Аня угадала его сразу, поверила с первого взгляда, несмотря на то что он циник и подонок. И он вдруг испугался разрушить ее доверие, хотя, ощутив себя искренним и простым, совершенно обалдел и злорадно поспешил открыть свое черное нутро. Опять же, почему она не отвернулась от него тогда? Пришла сама, вынесла все его идиотские замечания. С ним давно никто не нянчился, не жалел и не гладил по головке. Почему ему, пресыщенному сексуальными похождениями, она стала желанней всех, опытных и изощренных? Но когда Лола предположила, что он влюблен, Богдан изумился. Он не искал определения тому, что происходило с ним. Зачем? А «он» и «влюблен» вместе — действительно звучало невероятно. Богдан прекрасно знал, что такое ненависть и страх, игра и обман, похоть и страсть, но «влюблен»…

Просто ему было светло, легко и тепло, как и полагалось в субтропическом климате. Пока Аня не уехала.

Прощание было без поцелуев и объятий, без эмоций и лишних слов. Они в последний раз заглянули друг другу в глаза и разошлись. И уже вечером того же дня он с легкостью нашел себе девушку жаркую, страстную, нетерпеливую. Она, не отпуская ни на секунду, увлекла его за собой, и его рубашка едва не осталась где-то на улице. Она успела ухватить ее за край, аккуратно и точно, двумя пальчиками, потянуть через порог и оставить тут же, у дверей.

Он вернулся под утро, увидел в своей постели спящую Лолу, досадливо выругался, чуть шевельнув распухшими губами, отыскал Чоню и договорился с ним о временном обмене местами. Услышав о Лоле, тот, слишком понимающе для только что разбуженного рассматривавший приятеля, весело хихикнул и галопом помчался по коридору, совершенно не боясь перспективы быть безжалостно придушенным разъяренной девицей, когда та проснется и обнаружит подмену. Но Лола не стала тратить силы на Чоню, она сразу взялась за Богдана.

Очнувшись от сильного толчка, он тут же услышал о себе массу приятных вещей: что он тварь, скотина, ну и тому подобное.

Лола трясла его, как тряпичную куклу, а он устало смотрел сонными глазами. Только когда она наконец замолчала, коротко и ярко направил ее по многообещающему пути, получил по физиономии и, ни капли не смущенный, опять преспокойно заснул, уже сквозь сон почувствовав, как Лола на прощание пихнула его ногой и презрительно проговорила, словно плюнула: «Падаль!»

Он не обиделся. А когда проснулся, бурная ночь с незнакомой девицей и полное встрясок и опасностей утро виделись где-то за границами реальности. Зато настоящее предстало до невозможности явным.

Хорошо, что почти сразу же попался Лесик с сигаретой (всем известно, что время от времени покуривает Лесик), и после коротких переговоров, состоящих из минимума слов и фраз «Еще есть? — Нет. — Дай?», оказавшись счастливым обладателем заветного предмета, он жадно затянулся. И его понесло. А как иначе назвать то, что он пытался совершить потом?

Откопав в груде одеял свою куртку, он резким движением расстегнул молнию на внутреннем кармане, нашарил в матерчатой глубине ключ и пустился в путь по дороге, давно заросшей в его памяти чертополохом и крапивой.

Вот! Улица как улица, дом как дом. Он поднялся по лестнице на пятый этаж, разжал ладонь, ухватил пальцами ставший теплым ключ, но так и не донес его до замочной скважины.

Дурак!

Богдан помнил и это. А еще помнил, как упрямо брел по обочине, даже не пытаясь тормознуть попутку, и вдруг уловил легкий шорох колес, увидел знакомое лицо за стеклом остановившейся рядом машины и почувствовал не то что радость, но непонятное облегчение и безразличие, хотя должен был испытать нечто противоположное.

Он неспешно уселся, хлопнул дверью и сквозь тарахтение включаемого мотора услышал:

— А я уже собирался тебя искать. И надо же, так удачно встретил. Как дела?

Обычные приветливые слова, но во вроде бы безмятежном голосе проскакивали напряженные нотки, а в уверенном взгляде читалась тревога.

— Паршиво, — честно признался Богдан, понимая, что врать, конечно, можно даже самому себе, но сейчас самое неподходящее время для игр, и равнодушно пояснил: — Я вообще-то еще держусь, но самому мне уже не завязать, — он насмешливо скривил губы. — Так что, если хотите мной пользоваться, сначала приведите в порядок.

И все последующее помогло ему позабыть о наивной девчонке, об очередном банальном курортном романе. А как еще можно было охарактеризовать случившееся?

Но однажды верный друг Чоня многозначительно сообщил о случайной встрече, усиленно делая вид, что не находит в ней ничего важного (а он-то почему помнил?), и уставился в упор, стараясь разглядеть реакцию. Богдану пришлось пожать плечами: «Ну и что? Ну и ладно!», а самого тут же потянуло. На пять ли лет назад или куда-то еще. Каприз. Конечно, каприз. Вспомнив, увидеть вновь, не думая, зачем, не ища причин. Просто посмотреть. Из любопытства.