– А это, Витя, тебе, – и Виктору досталась целая пачка рисунков с Виолеттой, Витенькой и с ними вместе.

– Тетя Лена, а это тебе, – Гриша передал Лене рисунок, на котором были изображены Виктор и Виолетта, на руках у которых сидел Витенька.

Все открыто или скрыто наблюдали за реакцией Лены. Она рассматривала рисунок и подняла глаза на Гришу.

– Спасибо тебе, Гришенька! Ты не мог придумать более ценного для меня рисунка – я говорю искренно. Я повешу этот рисунок у себя над кроватью, чтобы он постоянно был со мной …

Все уселись за стол, Лена разлила чай. Витенька устроился на руках у Виолетты, а затем он перебрался на руки к Маше и с удовольствием общался с Машей и Улей.

Чтоб мудро жизнь прожить,

Вдруг сказал Свиридов.

После короткой паузы Виолетта продолжила:

Знать надобно немало.

Два важных правила запомни для начала,

Подхватил Виктор.

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

Снова вступил Свиридов.

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Закончила Виолетта.

Лена несколько удивленно посмотрела на нее, а Виолетта после маленькой паузы продолжила.

Ты пей вино и помни, в могилу ляжешь ты,

Где нет веселья, дружбы, любви и красоты.

Продолжил Виктор.

Ты пей вино и помни – прекрасны и чисты,

Вступил Свиридов.

Не расцветают вновь увядшие цветы.

Завершила Виолетта.

А следующей начала Тоня:

Бегут за мигом миг и за весной весна –

Виолетта продолжила, с благодарностью взглянув на Тоню:

Не проводи же их без песни и вина,

Ответила ей Тоня.

Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни,

Как проведешь ее – так и пройдет она.

Завершила Виолетта.

– Папа, чьи это стихи? – спросила Маша.

– Это Омар Хайям. Естественно, в переводе.

– Хочешь послушать, как это звучит на фарси? – и Свиридов заговорил на каком-то певучем незнакомом языке.

– Красивый язык, – отметила Виолетта.

– Толя, помнишь Ива Монтана? Спой что-нибудь.

Свиридов подстроил гитару и полилась ритмичная мелодия и зазвучал французский язык. Если закрыть глаза, то можно было подумать, что поет чистокровный француз. И вдруг:

Как я люблю

В вечерний час

Кольцо Больших Бульваров

Обойти хотя бы раз.

Там встретить

Пару черных глаз -

Чтобы их узнать поближе,

Проводить на край Парижа.

И снова чистый грассирующий французский язык. А потом вновь:

Вновь

На свой чердак

я влез,

Где виден только

Лишь кусок небес.

А в памяти

Встает мечта –

Блеск и нищета,

Шум и красота

Больших Бульваров …

С ЛЕНОЙ о ВИКТОРЕ

– Лена, у меня к тебе есть очень серьезный вопрос.

– Я слушаю тебя, Виола.

– Понимаешь, я вломилась в твою жизнь и тем самым создала много проблем. У твоего мужа появилась любовница, да еще с его ребенком.

– Витя запретил нам слово «жена» и слово «любовница», ты помнишь?

–Да, я помню. Но еще он привез эту свою любовницу к тебе … к вам домой и приравнял в правах с законной женой. И ты это приняла, и ты относишься ко мне очень хорошо, не выказываешь недовольства таким положением. Даже мне иногда кажется, что ты считаешь такое положение дел нормальным. Извини, но почему? Мне представляется, что подавляющее большинство женщин поступали бы иначе …

– Очень хороший вопрос, как говорят на телевидении! Нет, правда. Я сама много думала над этим. А сколько женщин живут со своими мужьями, зная о наличии постоянной любовницы? Наверное, мой ответ покажется тебе … ну, если не странным, то неискренним, хотя я попытаюсь ответить тебе честно. Я хочу быть счастлива, хочу получать счастье от любимого мужчины, от обладания этим мужчиной … Понимаешь? И вот условием получения своей доли счастья оказывается необходимость делить этого мужчину с другой женщиной, которую он любит. Он любит двух женщин и им приходится жить вместе. А иначе я не получу своей доли простого бабьего счастья, понимаешь? Да еще плюс ко всему у этой женщины есть ребенок, его ребенок, которого он любит и которого уже полюбила я. И женщина эта не вызывает у меня неприязни ни как человек, ни как женщина. Она не отнимает его у меня, а старается честно делить его со мной. А долю разделения выбирает он сам …

Лена помолчала.

– Вот так. Эгоизм – хочу своей доли бабьего счастья, за что приходится платить присутствием соперницы, и привязанность к его сыну. Хотя на деле, наверное, все намного сложнее. Я ответила тебе?

– Возможно. Я ведь этот вопрос не только тебе задаю, Но и себе тоже. Я ведь тоже делю Витю с тобой. А это психологические иногда бывает так непросто, хотя к тебе у меня нет неприязни. И относишься ты ко мне прекрасно – дай бог каждому!

– Знаешь, у меня иногда возникает ощущение, что … Что когда он приходит ко мне и мы … ну, ты понимаешь … Что ему рядом не хватает тебя. Веришь?

– Верю, потому что сама такое чувствую.

– Все по честному, соперница? По честному, подруга?

– Все по честному, соперница и подруга!

– Ну, мы с тобой дожили …

УЛЯ

У НИКИ

Город переживал вчерашние танцы. Те, кто сам видел все это, пересказывали тем, кто там не был, и большинство рассказов были восторженными.

А еще в городе увеличилось количество дам различного возраста, разгуливающих с голыми пупками – но это не всегда было красиво, так как нависавшие над поясом жировые отложения портили все впечатление.

А то, что Гриша и Уля «поженились», знали все и поздравляли, и все радовались за них.

И даже когда Уля поехала в детский дом, который все уже давно называли лесной школой, там ее тоже поздравляли и радовались за нее. Она ездила одна, без Гриши, и навезла кучу подарков самым маленьким, которые ее даже не знали – они поселились тут совсем недавно.

Уля даже немного взгрустнула от того, что она уже была почти чужой там – так ей показалось, по крайней мере.

Зато она приходила как к себе домой и к Нике с Владиком, и к Алевтине с Иваном, и к сиротам на второй этаж к Таисии Архиповне. Да и во многие другие дома Гриша привел ее и ее там приняли.

Особенно быстро она подружилась с мальчишками, приехавшими с объекта, и с их родителями – с названными сестрами Свиридова и молодыми офицерами, редко надевающими военную форму. Все они были очень разными, но всех их объединяла одна общая черта