Когда они с Гришей после той ночи забежали к Владику и Нике, и те сразу поняли – что произошло, и восторгам и поздравлениям не было конца.

Ника обнимала и целовала Улю, обнимала Гришу.

– Стоп, победительница! А на каком ты месяце?

Но Ника не смутилась и старательно выпятила абсолютно плоский живот.

– Так еще ничего не видно! Догоняйте!

А их соседи, вечно хмурый Иван и серьезная мама Алевтина встретили их втроем. Улыбающийся малыш узнал знакомых и потянулся к Уле, и та робко взяла его на руки.

– Тренируйся, тренируйся, – заворчал Иван, и добавил более дружелюбно. – Поздравляю вас и желаю…

ТАНЦЫ БЕЗ ТОЛИ

– Как жаль, что нет дяди Толи! А то пошли бы снова на танцы!

– А что, без него пойти нельзя?

– Можно, но как-то … боязно.

– Тебе на завод ездить на танцы без Толи было не боязно?

– Так ведь с Гришей!

– Так и идите на наши танцы с Гришей, в чем дело?

– А вы, мама Тоня?

– Ты же знаешь, Уля, я без Толи на танцы хожу редко. Если только в кафе.

– Мать, пойдем. В случае чего я кому потребуется разъясню … его ошибки …

– В этом я не сомневаюсь! Ладно, идите, одевайтесь!

Через некоторое время они встретились в гостиной и произошла классическая немая сцена.

– Но мы же не сговаривались!!!

Дамы были в брюках – Уля в белых джинсах в обтяжку, а Тоня – в бежевых тонких брюках, и тоже в обтяжку. Но сверху …

Уля надела трикотажный топик, прикрывающий грудь, но настолько явно обрисовывающий ее формы, что ее грудь казалась обнаженной, а у Тони декольте открывало груди почти до сосков.

– Мать, у тебя … соски не вылезут? – не удержался Гриша.

– Тогда поправишь! – засмеялась Тоня. – Нет, не волнуйся, не вылезут.

На площадке их встретил слабый «ох!», но шока не было.

Разглядывала наряд Тони и Ули в основном молодежь, которой на танцах заметно прибавилось – все-таки скоро начало учебного года. Тоню на правах старинного знакомого пригласил Костя Докукин.

– Тонечка, как хорошо, что ты пришла! А то мне с Любой танцевать все труднее и труднее. Это все гад Толька устроил!

– Так она, что, не хочет танцевать с тобой?

– Нет! Она танцует со мной, танцует часто, и даже пытается меня учить всяким кренделям, но я же чувствую …

– Балда ты, Костя! Она же удовольствие получает, когда тебе показывает новые фигуры! Ей же не только с Толей танцевать приятно, но и с тобой!

– Думаешь? Тогда ладно. А что Толя не пришел?

– Занят в Москве.

Уля танцевала с Гришей, а потом ее приглашали мальчики из ее класса.

Гриша наблюдал за ней, и она ему невероятно нравилась.

– Что с тобой, Гриша? Ты так смотришь на Улю …

– Мам, она мне нравится все больше и больше … И по другому … Не знаю, как лучше сказать .. До этого … Ну, ты понимаешь? Мы любили другу друга, а теперь стало еще сильнее … Я ею любуюсь каждый раз, когда она танцует с кем-нибудь или даже просто идет по улице … Она так красива …

– Она на тебя смотрит почти так же, как ты сейчас смотришь на нее!

Тоня пошла танцевать, а Уля вернулась к Грише.

– Ты так смотришь, когда я танцую не с тобой, что мне становится не по себе! Я что-нибудь не так делаю? Ты скажи, я не буду …

– Милая Улечка! Я любуюсь тобой, ты так хороша … И нельзя танцевать только со мной, это неправильно …

– Но мне хочется танцевать с тобой …

Гриша приглашал и Тоню, и зрители – а их было много – с удовольствием наблюдали за тем, как красиво танцуют сын с матерью. Большинство знали, что Тоня не родная мать Гриши, но никого это не занимало. Но зато любовались и Тоней, и ее сыном, так грациозно ведущим в танце свою мать.

Большинство молодых девушек были либо с татуировкой, мелькающей на оголенном теле, либо с пирсингом, чаще всего поблескивающем в пупке. Как-то Гриша спросил Улю, не хочет ли она украсить себя этими модными фишками, но Уля покачала головой.

– Мне мама Галя говорила, что это нехорошо. Кожа женщины должна быть чистой …

Танцы, как всегда продолжались до полуночи, когда под удары гонга стали гаснуть прожектора, освещавшие танцплощадку …

ДАША

– Дашенька, за вами зайти?

Такой вопрос майор Воложанин задавал часто – всегда, когда он освобождался в конце дня и не находился в командировке.

Ребятишки его хорошо знали и встречали криками.

– Дядя Юра пришел! Привет, дядя Юра!

Воложанин помогал Даше и Любе прибраться в группе, разобрать игрушки, пропылесосить ковер. Часто его заменял кто-нибудь из пришедших за детьми пап или мам.

Нередко кроме своего Феди с Дашей и Юрием Воложаниными к ним домой отправлялись то Гена Долгополов, то Витя Скворцов, то Сережа и Тима Вознюковы – вариантов было много.

Многие мамы предпочитали работать во второй половине дня, и поэтому в квартире Воложаниных очень часто образовывался филиал яслей и сада. И это было привычно и нормально, и никто не считал подвигом, если Даша или Люба шли домой с целым выводком ребятишек.

Конечно, Даша уставала от таких нашествий, но как она расцвела здесь, в Москве. Воложанин даже удивлялся.

– Дашута, ты стала такая … такая …

– Ну, какая я стала? Ну, говори?

– Такая красивая, такая статная, такая … соблазнительная …

– Юрочка, милый … Это все ты … Что ты делаешь … Федя смотрит …

А Федя с удовольствием смотрел на целующихся родителей и улыбался.

Первое слово, которое он начал уверенно говорить, было слово «папа».

Даша была рада, что Федя уверенно говорит это слово, никогда не путает отца с другими знакомыми мужчинами, но все-таки немного ревновала – а почему не «мама»?

А затем Федя, сидя на руках у отца, посмотрел на нее, потянулся и сказал «мама».

Как Даша была рада, и Воложанин тоже …

Кстати, несмотря на то, что Даша стала Воложаниной, многие продолжали называть ее Огородниковой, особенно «девочки» – названные сестры Свиридова.

И их тоже несмотря на смену фамилии чаще всего именовали девичьими фамилиями, и они охотно откликались – а мужья притворно хмурились.

– Юрочка … Я еще хочу …

– И много хочешь? …

– Хочу … Еще мальчика … или девочку … А ты?

– Милая моя Дашута! Конечно, хочу!

– Только подождем маленько … Федя подрастет …

– Ладно