…Как было бы хорошо, если бы не было подводных камней! Если бы все это было по-настоящему!

Она по-настоящему стала бы невестой Бормиаса. Любимой и оберегаемой. А Грайнор по-настоящему радовался бы их счастью, как преданный, хороший брат.

И не было бы ни ее особой природы, ни Габера, охотящегося на нее…

Ничего бы не было.

Только обычная спокойная жизнь. Обычная жизненная история.

— Я обсудил с братом вопрос, касающийся черного мага, — сказал Бормиас, подойдя сзади.

— Наверное, не стоило… — начала Ева.

С другой стороны, почему бы не поставить брата в известность об опасности, грозящей невесте старшего принца. В обычной, нормальной жизни так бы и поступили. А Бормиас ведь живет как раз нормальной жизнью.

Это она, Ева, в плену лжи, сплетенной Грайнорм и ею самой.

— У брата есть свои связи в магических кругах, думаю, его помощь будет не лишней, — сказал Бормиас.

Ева поежилась, глядя в стихающий дождь. Ей неожиданно стало холодно. Чуткий жених ощутил это, снял свой пиджак и накинул ей на плечи. Еву обдало запахом мужественности, сладким ощущением надежной защиты. И на мгновение она позволила себе откинуться назад и опереться спиной на плечо Бормиаса.

А вдруг старший принц умудрится защитить ее от всего? Может, стоить поверить ему, поверить в него? Не смей попадаться в эту ловушку, одернула себя Ева.

Все так хорошо, пока он не знает правды. Но когда узнает… «Он не будет тебе отцом или матерью…» — всплыли слова отца из прошлого.

А кроме отца и матери, никто не устоит перед искушением, узнав об истинной природе Евы.

* * *

Ночью ей снилось прошлое.

Сперва отдельные картинки.

Вот она, двенадцатилетняя девочка, бежит по тропинкам королевского сада навстречу отцу. Она так давно его не видела! Так торопится повиснуть у него на шее!

И вдруг ей становится плохо…

Еву начинает словно бы выворачивать наизнанку. Каждую ее кость, каждую мышцу выкручивает, как на дыбе. Она падает на четвереньки и, сдерживая рвущийся крик, отползает в кусты. Откуда-то она точно знает, что нельзя кричать.

Нельзя привлекать внимание. Ни в коем случае! Должно быть, древний инстинкт подсказывает ей это…

Это длится долго. По крайней мере, Еве выворачивающие ее мучения кажутся вечностью… Она мычит сквозь зубы, захлебывается слезами. Терпит и умоляет Господа закончить эту муку.

И вдруг ее руки, которыми она зажимает себе рот, становятся горячее… Совсем горят! Пылают, как пожар! Еще несколько минут она катается по земле и вдруг…

И вдруг все становится хорошо.

Она чувствует в руках и ногах необыкновенную силу. А в сердце растекается живая, первобытная радость…

Ей хорошо. Так хорошо, как не было никогда прежде до этого!

Если бы у нее были крылья — она раскрыла бы их и полетела!

А дальше из-за кустов появляется отец.

— Доченька, это я, твой папа… Я все видел… — очень осторожно протягивает к ней руку ладонью вверх, словно она была диким животным, которое нужно приручить. — Прошу тебя, попробуй вернуться… И, Ева, нам нужно будет уехать…

В жизни отец говорил все это не сразу. Необходимость отъезда он объяснял Еве потом, когда все прошло. Но он так же появлялся из-за кустов с рукой ладонью вверх, так же осторожно приближался к ней. Ева помнила это отчетливо, и нередко видела во сне.

Как один из моментов, изменивших ее обычную, прежде благополучную жизнь.

Следующий сон тоже был из прошлого. И в чем-то даже мучительнее.

Тесная комната, куда ее поместил король. Не тюремная камера, ведь у него не было цели мучить ее. Лишь хорошо спрятать до того момента, когда он сочтет нужным использовать ее и обрести почти бесконечное могущество.

Ева снова видела обитые деревом стены. Подходила к тому проклятому окну, из которого открывался вид на реку и лес. Лес, куда она так хотела улететь! Но крыльев у нее по-прежнему не было.

Крохотную кроватку, в которой Ева провела несколько мучительных ночей — в ожидании, что дядя войдет и скажет: «Час пришел. Тебе не будет больно…».

Ева снова лежала в ней и представляла, как это будет… Страшно ли умирать? Должно быть, страшно.

А еще сердце рвалось, истекало кровью от осознания, что папы и мамы больше нет. Они погибли из-за нее! Из-за ее проклятой особенности, сделавшей ее объектом охоты любой особы королевских кровей…

А потом она проснулась. Проснулась во сне, как в ту ночь. Ощутила чужое присутствие.

Маг Габер, в своем неизменном черном костюме стоял на пороге и смотрел на нее. Ева понятия не имела, как он нашел эту комнатку, как сумел войти… Должно быть, ему помогла магия.

— Что вы здесь делаете? — спросила Ева, до подбородка натянув одеяло.

— Хочешь жить, принцесса? — жестко спросил он.

Ева инстинктивно кивнула.

Она не хотела умирать, боялась умереть… Готова была ухватиться за любую ниточку, только бы отсрочить казнь.

— Тогда идем со мной. Я выведу тебя и спрячу, — маг протянул в ее сторону руку ладонью вверх. — Будешь слушаться меня — и останешься жива. По крайней мере, какое-то время.

Голос Габера звучал жестко, холодно, пугающе. Он казался Еве выходцем из преисподней — мрачным, худым, как нежить.

Но… У нее не было другой ниточки.

После минуты раздумий она вложила руку в ладонь мага. И…

Ее обожгло, боль пронзила все тело вместе с раздирающим душу ужасом.

Ева закричала, и…

Проснулась, обнаружила себя сидящей на кровати.

А в окно напротив лился лунный свет. И кто-то весьма громко в него колошматил.

Сердце исступленно билось. Ева сжалась на постели. А в голове стояла лишь одна мысль: «Габер. Он пришел за мной! Как тогда!».

Стук не прекращался. Стекло немного дребезжало — но совсем чуть-чуть. Ночной визитер явно не собирался разбить его. Только привлечь ее внимание.

Это немного утешало… Ведь Габер уже ворвался бы при помощи магии.

Ева выдохнула и попробовала унять громко колотящееся сердце. На трясущихся ногах медленно подошла к окну.

«Может быть, стоит позвать охрану…» — подумала она. Обычная девушка так и поступила бы. Но… у Евы было слишком много своих собственных секретов. Она чувствовала, что не стоит вмешивать посторонних.

Ведь она действительно понятия не имеет, кто это колотит в окно второго этажа!

Когда она, мелко дрожа, приблизилась к окну, стучать перестали. А за стеклом она увидела… корчащего ей гневные гримасы… Грайнора.