Сонно пробормотав «алло», я тотчас же пожалела о своем малодушии, потому что на другом конце линии был бодрый голос Данилы Донецкого, с которым я рассталась всего два часа назад. Вторжение в частную жизнь — по-другому и не скажешь.

— Ну чего тебе? — Я решила, что раз он игнорирует законы вежливости, то и я могу о светскости позабыть.

— Глашка! Ты можешь выйти из дому?! Я под окнами твоими стою!

— Шутишь? Ты что, так и не поехал домой? Околачивался здесь и придумывал предлог, чтобы помешать мне спать?

— Глань, не до реверансов. Все очень серьезно и плохо. Дело касается твоей подруги, Марины. Можно мне подняться?

Кажется, только что я услышала самый бездарный предлог для напрашивания в полуночные гости к одетой в пижаму девушке. Я могла бы собрать впечатляющую своим размахом коллекцию подобных фраз. С расхожими экземплярами, имеющимися в архиве каждой свободной девушки («Не могу ли я подняться на чашечку чаю?», «Может быть, вместе посмотрим кино?», «У меня в машине есть замечательный диск, давай прослушаем вместе на твоей аппаратуре?»). Более художественно выполненными эскпонатами («Мне так далеко ехать, может быть, переночую на кухонном диванчике?», «Можно от тебя позвонить, родители волнуются!»). И настоящими шедеврами авторской работы — например, один музыкант пытался прорваться в мою святая святых, имитируя припадок эпилепсии. Когда он рухнул мне под ноги, забился в конвульсиях и басовито захрипел, я перепугалась, вызвала «скорую» и кое-как втащила его, почти бездыханного, в квартиру. Оказавшись в спальне, «эпилептик» приоткрыл глаз, оживился, сказал, что я спасла ему жизнь и за это он одарит меня порцией своего драгоценного семени.

Другой персонаж, начинающий писатель, прощаясь со мною у моей двери, вдруг тяжело задышал и сказал, что ему в голову пришла гениальная фраза и если он ее немедленно не запишет, то мировая литература понесет невосполнимый урон. Естественно, я не могла ему отказать. Однако протянутый мною блокнот был небрежно отброшен в сторону — переступив порог квартиры, творец решил, что мировая литература вполне может подождать, когда в радиусе пяти метров имеется привлекательная девушка, склонная к развешиванию ушей.

Выглянув в окно, я обнаружила, что Донецкий и правда нервно расхаживает по двору с трубкой в руке.

— Ничего не получится. Данил, завязывай с цирком, я спать хочу!

— Это не цирк! — он закричал так, что с ближайшего тополя сорвалась стая мирно дремавших ворон. — Когда у нее съемка, ты говоришь?

— Все, я вешаю трубку.

— Когда у нее съемка, мать твою?!

— Сегодня, — машинально ответила я, смущенная хамским напором, — на рассвете. А если будешь так орать, милицию вызову.

— Вызывай! Только не сюда, а в студию этого долбаного немецкого режиссера! Глаша, я тебе сразу сказал, мне не нравится эта история! А тут еще в Интернете прочитал… Слушай, мне долго тут стоять? А ну открывай дверь!

Только в тот момент я поняла, что человек вроде Донецкого не стал бы разыгрывать столь сложносочиненную пантомиму ради прорыва на территорию девственных снов бывшей одноклассницы. Мне стало страшно. Как завороженная, я поплелась к домофону. И даже, пока он поднимался, не потрудилась поменять пижаму со слониками на что-нибудь менее впечатляющее.

Он ворвался в мою скудно освещенную сонную квартиру, как разрушительный ураган Катрина. От его расслабленности не осталось и следа, теперь он выглядел как ученый, который только что совершил открытие, с ног на голову переворачивающее стандартные представления о мироустройстве. Его волосы слиплись от пота — видимо, большую часть пути он почему-то проделал пешком. Верхние пуговицы рубашки (Boss, последняя коллекция) были небрежно расстегнуты. Он тяжело дышал, и в глазах его плескался девятибалльный шторм безумия.

— Вот, — выдохнул он, протягивая мне какие-то мятые листки, компьютерную распечатку.

— Что это? — Я пробежала глазами по тексту.

«Снэф — разновидность порнографии…

В процессе съемок совершается реальное убийство… Самая дорогая разновидность porno… На черном рынке копия такого фильма стоит не меньше трех тысяч долларов… В основном фильмы снимаются на заказ… Актрисы из Восточной Европы и стран третьего мира… Выбирают девушек, которых никто не будет искать…» Статья была снабжена нечеткой фотографией — мужчина, лицо которого скрывает золоченая венецианская маска, черным шнуром душит распластавшуюся перед ним обнаженную девушку. Глаза несчастной выпучены, как у выброшенной на берег рыбы, рот распахнут в немом крике, пальцы с побелевшими от напряжения костяшками сомкнулись на веревке, пытаясь освободиться от пут. Мужчина улыбается, и у него эрекция.

— Что это? — У меня задрожали руки.

— Мне кажется, твоя Маринка влипла. Мы срочно должны это остановить!

— Но… Шиффер — известный режиссер, неужели он?…

— Я весь Интернет перерыл, все сайты любителей порнографии. Нет такого режиссера — Карла Шиффера! Глашка, это какая-то подстава! Ты знаешь адрес студии?

— О Господи, нет! Это даже не студия, это… — От понимания безнадежности ситуации я начала заикаться, подбородок задрожал. — Данила, это квартира.

— Только не надо истерики. — Он глубоко вдохнул. — Где у тебя кухня? Пить хочется. Ты говоришь, фильм будут снимать на рассвете? Это точно?

Я кивнула:

— Мне Маринка объясняла. Что-то там, связанное со светом. У операторов это называется «режим».

— Значит, у нас в запасе несколько часов. — Он вернулся из кухни со стаканом в руках.

А я уже успела набрать Маринкин номер — но телефон она, естественно, отключила, чтобы выспаться перед съемками.

— Поехали к ней домой, — предложил Данила, — она далеко живет?

— Нет, но… — Я как наяву услышала голос Марины, рассказывающей: «Ночевать я буду в квартире, которую они сняли для съемок. Чтобы не было никаких накладок», — как специально все подстроено!

— Не исключено, что так и есть, — мрачно сказал Донецкий. — И что, у тебя нет никаких зацепок?

Я обреченно помотала головой. Мысли путались.

— Глаша, сосредоточься! — повысил голос он. — Она не говорила, в каком районе находится эта студия?

— Нет. Данила, — внезапно мелькнувшая мысль заставила мое тело покрыться противной пленкой нервного пота. — Баба Зина…

— Что?

— Гадалка… Противная старуха, которая предсказывает всем смерть! Она — в некотором роде легенда, говорят, что она никогда не ошибается…

— Глаша, сосредоточься, блин! — начал сердиться он. — Тут такое происходит, а ты мне глупые байки рассказываешь?!

— Это не глупые байки, — прошептала я, — с бабой Зиной все боятся встречаться. Она почти из дому не выходит. Только на рассвете и по ночам иногда… Так вот Маринка недавно на нее напоролась! Та ее подманила и прохрипела, что она скоро умрет! И назвала число — двадцать первое! Маринка отмахнулась и жутко злилась, а ведь… — я посмотрела на часы, — двадцать первое наступило несколько минут назад!