Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очнулась я на переднем сиденье машины, доставившей нас на кладбище. Кто-то успел сбегать к ручью, намочить в воде носовой платок, и прикосновения холодной влажной ткани помогли мне прийти в себя. Миссис Ливадис, нагнувшись надо мной, гладила меня по голове. Пол, встревоженный и испуганный, стоял чуть в стороне.
– Что случилось? – спросила я.
– Ты потеряла сознание, милая, и мы отнесли тебя в машину, – ответила миссис Ливадис. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Где дедушка Джек?
Я попыталась оглядеться по сторонам, но голова моя закружилась, и мне пришлось вновь откинуться на спинку сиденья.
– Куда-то ушел со своими обычными приятелями с болота, – усмехнулась миссис Ливадис. – Не волнуйся, детка. Мы отвезем тебя домой. Тебе надо отдохнуть.
– Я буду с тобой, – сказал Пол, просовывая голову в машину.
Я попыталась улыбнуться и закрыла глаза. К тому времени, как машина подъехала к нашему дому, я настолько пришла в себя, что смогла самостоятельно выйти и подняться по ступенькам галереи. Дом был полон людьми, желающими помочь. Меня отвели в комнату, миссис Тибодо заставила меня лечь и помогла снять туфли. Все эти хлопоты привели меня в такое смущение, что душевная боль немного притупилась.
– Я себя нормально чувствую, – повторяла я. – Лежать мне совершенно ни к чему. Сейчас я спущусь и…
– Лежи, лежи, дорогая, – настаивала миссис Ливадис. – Я принесу тебе попить чего-нибудь холодненького.
– Но внизу столько народу…
– Мы обо всем позаботимся, – заявила миссис Тибодо. – А ты отдыхай.
Мне оставалось лишь повиноваться.
Через несколько минут вернулась миссис Ливадис со стаканом холодного лимонада. Осушив стакан, я почувствовала, что в голове у меня прояснилось.
– Молодой Тейт хочет тебя увидеть, – с улыбкой сообщила миссис Ливадис. – Он, бедняга, места себе не находит. Мечется туда-сюда, как тигр в клетке.
– Пожалуйста, приведите его, – попросила я.
Вскоре на лестнице раздались торопливые шаги Пола.
– Ну как ты? – выпалил он, войдя в комнату.
– Жива и здорова. Жаль, что из-за меня поднялся такой переполох, – вздохнула я. – Хотелось, чтобы похороны бабушки Кэтрин прошли достойно.
– Так и получилось! – заверил Пол. – Я в жизни не видел таких впечатляющих похорон. Пришла целая пропасть народу, с ума сойти! И ты держалась отлично.
– А где дедушка Джек? Куда он делся с кладбища?
– Не знаю, – пожал плечами Пол. – Он уже вернулся. Сидит на галерее, общается с гостями.
– Он… пьян?
– Наверное, выпил чуток, – замешкавшись, ответил Пол.
– Пол Тейт, если хочешь меня обманывать, надо больше тренироваться, – отчеканила я. – Пока что я вижу все твои мысли, словно голова у тебя стеклянная.
Пол рассмеялся:
– Слишком много народу хочет выразить твоему дедушке соболезнования, вот он и не устоял. Ничего, скоро протрезвеет и будет как стеклышко.
Не успел он произнести эти слова, как снизу донесся рев.
– Я у себя дома! – орал дедушка. – И здесь никто не будет учить меня, как себя вести! В своих домах командуйте мужиками, сколько душе угодно! А я собой помыкать не позволю! Давайте, уносите отсюда свои старые задницы! Да побыстрее!
Вслед за этой тирадой поднялся оглушительный гвалт возмущенных голосов.
– Пол, давай спустимся вниз! – пробормотала я. – Надо его утихомирить!
Я вскочила с постели, поспешно надела туфли и сбежала по лестнице. В кухне дедушка Джек, сжимая в руке бутылку виски, пытался испепелить глазами людей, столпившихся в дверях.
– Что уставились? – рявкнул он, раскачиваясь из стороны в сторону. – Никогда не видели, как человек горюет? Не видели мужчину, только что схоронившего жену? Хватит таращиться, проваливайте отсюда!
Дедушка качнулся так сильно, что едва не потерял равновесие. Но ему удалось устоять.
– Убирайтесь, кому сказано! – заорал он, метая глазами молнии.
Никто не сдвинулся с места.
– Дедушка! – позвала я.
Он повернулся, вперил в меня взгляд мутных глаз и запустил бутылкой в раковину. Бутылка разбилась, наполнив кухню запахом дешевого виски. Женщины завизжали, дедушка заулюлюкал. Он был и отвратителен, и страшен в своей злобе. Казалось, она, подобно урагану, вот-вот сметет стены дома и превратит его в груду обломков.
Пол схватил меня за руку и потащил наверх по лестнице:
– Сейчас тебе лучше не вмешиваться. Подожди, пока он успокоится.
В моей комнате мы уселись на кровать, прижавшись друг к другу. До нас доносились дедушкины выкрики и топот ног – гости в панике покидали наш дом. Женщины хватали детей и бежали к машинам, их мужья садились за руль, и автомобили на полной скорости уносились вдаль.
Дедушка побушевал еще некоторое время, но потом внизу все стихло.
– Кажется, он уснул, – сказала я. – Надо спуститься и привести дом в порядок.
– Я тебе помогу.
Дедушку Джека мы обнаружили на галерее, в качалке. Он безмятежно храпел. Я убрала осколки разбитой бутылки и вымыла пол в кухне, а Пол протер столы и поставил на место мебель.
– Тебе пора домой, – сказала я, когда мы покончили с уборкой. – Родители, наверное, уже волнуются.
– Не хочу оставлять тебя наедине с этим… пьяницей. За такие фокусы его бы надо запереть на замок, а ключ забросить в болото. Как все-таки несправедливо, что твоя бабушка умерла, а он жив и здравствует. Я за тебя боюсь.
– Ничего, все обойдется, – вздохнула я. – Я-то знаю, чего от него ждать. После припадка бешенства он засыпает, а утром просыпается голодным, несчастным и виноватым.
Пол улыбнулся, покачал головой и провел ладонью по моей щеке. Взгляд его был полон тревоги и нежности.
– Руби, дорогая, ты всегда остаешься оптимисткой.
– Не всегда, Пол, – возразила я. – Далеко не всегда.
– Я обязательно загляну утром, – пообещал он. – Узнать, как дела.
Я кивнула.
– Руби, я…
– Тебе пора идти, Пол, – напомнила я. – Или ты хочешь, чтобы родители устроили скандал? По-моему, кошмарных сцен нам уже хватит.
– Хорошо, хорошо.
Он поцеловал меня в щеку.
– Я обязательно поговорю с отцом начистоту, – заверил он, направляясь к дверям. – И вытяну из него правду.
Я попыталась улыбнуться, но лицо, опухшее от слез, отказывалось мне повиноваться. Наверное, получилась довольно жалкая гримаса.
– Все будет хорошо! – заявил Пол на прощание.
Когда он наконец ушел, я испустила тяжелый вздох, убрала в холодильник оставшуюся еду, поднялась в свою комнату и растянулась на кровати. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой изможденной. Всю ночь и большую часть следующего дня я беспробудно спала. Если кто-то и заходил к нам, я этого не слышала. Лишь ближе к вечеру меня разбудил звон посуды и грохот переставляемой мебели. Открыв глаза, несколько мгновений я лишь растерянно моргала. Потом ожили воспоминания о вчерашнем дне. Я вскочила, оделась и сбежала вниз. В кухне дедушка Джек, стоя на коленях, пытался оторвать расшатавшуюся половицу. Двери всех буфетов и шкафов были открыты, кастрюли, тарелки и сковородки вытащены наружу.