– Да, за этим дело не станет, – признал он.

Его внимание привлекли аппетитные запахи из кухни.

– Похоже, хотя хозяйки больше нет, сегодня здесь найдется чем перекусить?

– В кухне полно еды, – с видимой неохотой ответила миссис Ливадис. – В духовке кастрюля с гумбо, на плите – кофе.

– Пойду принесу тебе что-нибудь поесть, дедушка. – Я поднялась.

Я чувствовала, что должна двигаться, должна чем-то заниматься.

– Спасибо, Руби. Вы же знаете, это моя единственная внучка, – обратился дедушка к отцу Рашу.

Я резко повернулась и обожгла дедушку взглядом. Он растерянно замигал, не понимая причины вспыхнувшего в моих глазах гнева. Так ни о чем и не догадавшись или просто не желая долго размышлять о чем-либо, он отвернулся и продолжил разглагольствовать:

– Руби – все, что у меня осталось в этой жизни. Вся моя семья. Я присмотрю за ней.

– Интересно, как ты намерен это сделать? – возмутилась миссис Ливадис. – Ты, Джек Лэндри, за собой присмотреть не можешь.

– Я прекрасно знаю, на что я способен, а на что нет, – отрезал дедушка. – К тому же человеку свойственно меняться. И зачастую его вынуждают к этому трагические обстоятельства. Нет такого грешника, который не может исправиться, верно, святой отец?

– Да, всякий раскаявшийся грешник способен открыть свое сердце добру, – провозгласил отец Раш, закрыл глаза и сложил руки, словно собираясь читать молитву о спасении грешной души.

– Уж конечно, священники разбираются в таких делах получше старых перечниц, – процедил дедушка, потрясая в воздухе грязным толстым пальцем. – Я сознаю, что у меня есть обязанности… Я дол жен содержать в порядке дом, заботиться о внучке. И я выполню свой долг, что бы там ни каркали некоторые старые вороны.

– Поживем – увидим, – проворчала миссис Тибодо. – Боюсь только, Джек Лэндри, уже сегодня вечером ты забудешь свои клятвы.

– Не волнуйтесь, с памятью у меня все в порядке.

Он вновь бросил опасливый взгляд в сторону гроба, словно еще раз желая удостовериться, что бабушка Кэтрин не встанет и не примется его распекать, и вслед за мной отправился на кухню. Там, устроив свое долговязое тело на табуретке, он вытянул ноги и бросил шляпу на пол. Я поставила перед ним тарелку гумбо.

– Как долго я здесь не был! Теперь все кажется чужим, – признался дедушка. – А ведь я построил этот дом собственными руками.

Я налила ему кофе, отошла чуть в сторону и, сложив руки на груди, принялась наблюдать, как он ест. Дедушка жадно глотал ложку за ложкой, кадык его ходил ходуном, струйки бульона стекали по подбородку.

– Когда ты в последний раз ел, дедушка?

Он замешкался с ответом, припоминая:

– Не помню точно… два дня назад, кажется. Я ел креветки. Или это были устрицы?

Дедушка Джек пожал плечами и снова взялся за ложку.

– Но теперь все будет иначе, – заявил он с набитым ртом. – Я вернусь сюда, в свой дом, приведу здесь все в порядок. И мы заживем с моей дорогой внучкой, заботясь друг о друге и во всем друг другу помогая.

– Не могу поверить, что бабушки больше нет, – призналась я, чувствуя, как к горлу подступает ком.

– Я тоже, – кивнул дедушка Джек. – Я не сомневался, что умру первым. Готов был держать на это пари. В этой женщине было столько силы, что казалось, она всех на этом свете переживет. Она была твердой, как корень старого дерева, и так же упорно цеплялась за все, во что верила. А уж до чего была упряма! Стояла на своем так крепко, что стадо слонов не сдвинуло бы ее с места.

– Ты такой же, дедушка, – вставила я.

– Куда мне до нее, – махнул он рукой. – Я простой каджунский охотник, слишком тупой и не умеющий различать, что хорошо, что плохо. У меня одна забота – выжить. Но знай, Руби, бросать слова на ветер я не привык. Если я сказал, что изменюсь и стану для тебя поддержкой и опорой, значит так оно и будет. Клянусь! – провозгласил дедушка Джек, подняв грязную ладонь с пожелтевшими от табака пальцами.

Лицо его приняло до крайности торжественное выражение, но мгновение спустя он расплылся в улыбке:

– Не могла бы ты налить мне еще тарелочку? Целую вечность не ел такой вкуснятины. Кажется, живьем возношусь в рай.

Я налила дедушке еще гумбо и вернулась в гостиную, к гробу. Мне не хотелось надолго уходить от бабушки Кэтрин. Чуть позже явились несколько закадычных приятелей дедушки, чтобы выразить соболезнование и сочувствие. Кончилось все это тем, что они устроились во дворе за домом, утешаясь при помощи виски и длинных вонючих сигар.

Отец Раш, миссис Тибодо и миссис Ливадис оставались до позднего вечера и, уходя, обещали прийти завтра с утра.

– Руби, милая, попытайся поспать, – посоветовала миссис Тибодо. – Силы тебе еще понадобятся.

– Твоя бабушка гордилась тобой, Руби, и была совершенно права, – вздохнула миссис Ливадис, сжимая мою руку. – Сейчас тебе тяжело, но ты справишься.

С заднего двора донесся взрыв пьяного хохота. Миссис Тибодо вскинула бровь и слегка поморщилась:

– Если понадобится помощь, зови нас.

– Буду очень рада, если ты переночуешь у меня, – добавила миссис Ливадис.

Бабушкины подруги и соседки перемыли всю посуду и навели в доме порядок. Мне оставалось лишь поцеловать бабушку на ночь и ложиться спать. С заднего двора по-прежнему доносились пьяные голоса и хохот дедушки Джека и его приятелей. Но шум этот не раздражал меня, напротив, я радовалась, что он нарушает ночное безмолвие. Несколько часов я лежала без сна. Могла ли я хоть как-то помочь бабушке Кэтрин? Вопрос этот не давал мне покоя. Впрочем, ответ был очевиден. Если она сама, опытная знахарка, оказалась не в состоянии себе помочь, что могла сделать я?

Наконец веки мои налились тяжестью и опустились сами собой. С заднего двора по-прежнему доносились выкрики и смех. Мне казалось, я слышу голос дедушки Джека; потом все стихло. Сон, подобно одному из чудотворных снадобий бабушки Кэтрин, принес мне несколько часов отдыха и облегчил боль, терзавшую сердце. Проснувшись утром, я не сразу оказалась во власти печали. Несколько минут мне казалось, что все случившееся – дурной сон. Вот-вот я услышу шаги бабушки Кэтрин и, спустившись в кухню, увижу, что она возится у плиты и готовит мне завтрак…

Но до меня доносилось лишь утреннее щебетание птиц, звонкое и жизнерадостное. Реальность вступила в свои права. Поднявшись, я отправилась на поиски дедушки Джека. Где и когда он вчера устроился на ночлег, прекратив наконец развлекаться со своими собутыльниками, я не имела понятия. В комнате бабушки Кэтрин его не оказалось. Я уже решила, что дедушка вернулся в свою хижину на болотах. Но, выйдя на галерею, обнаружила его там; он спал, с головой накрывшись курткой, неловко подвернув под себя ногу и сжимая в руке пустую бутылку из-под виски.

– Дедушка! – позвала, я толкая его в бок. – Дедушка, вставай!