Готовится нападение на Альтруизм – я даже не представляю, насколько лихачи верны фракции и ее принципам. Но мне нельзя молчать. В последний раз, когда я виделся с Эвелин, мне показалось, что она знает о городе что-то очень важное, какую-то тайну. Я решил, что она поможет мне, пока еще не слишком поздно. Ситуация рискованная, но я все-таки попробую к ней обратиться.

– Я следил за Максом, – начинаю я. – Ты говорила, что эрудиты связаны с лихачами, и была права. Они что-то планируют вместе – Макс, Джанин и неизвестно, кто еще.

И я сообщаю эвелин о данных в компьютере Макса – о списках оружия и о картах. Я рассказываю ей, что заметил отношение Эрудиции к Альтруизму в их статьях. Я обнаружил, как они отравляют умы лихачей, настраивая их против нашей бывшей фракции.

Когда я замолкаю, Эвелин не выглядит удивленной или хотя бы серьезной. На самом деле, я понятия не имею, что написано у нее на лице. Она слегка хмурится, а потом спрашивает:

– Там были какие-нибудь конкретные даты?

– Нет, – отвечаю я.

– А сколько человек примут участие в нападении? Какие силы собираются задействовать лихачи и эрудиты? Откуда они возьмут сторонников?

– Понятия не имею, – расстроенно бормочу я. – Не важно… Сколько бы призывников они ни набрали, им достаточно будет пяти секунд, чтобы стереть фракцию альтруистов с лица земли. Альтруистов ведь не учат защищаться. Да они бы и не стали так поступать, ты же понимаешь, что они не способны вести себя по-другому!

– Я догадывалась, что назревает бунт, – тихо произносит Эвелин. – Теперь в штаб-квартире Эрудиции всегда горит свет. Значит, они уже не боятся неприятностей с главами совета, что свидетельствует… об их растущем несогласии.

– Да, – соглашаюсь я. – Но как нам их предупредить?

– Кого предупредить?

– Альтруистов! – горячо восклицаю я. – Как нам предупредить членов фракции о том, что их собираются убить, и как предупредить лихачей о том, что их лидеры устраивают заговор против совета… как… – Я осекаюсь и опять умолкаю.

Эвелин замирает, опустив руки вдоль тела. Она выглядит расслабленной и безразличной. «Наш город меняется, Тобиас», – вот что сказала она, когда мы впервые увиделись. «Уже совсем скоро каждому придется выбирать, на чьей он стороне, и я знаю, какую сторону тебе лучше принять».

– Тебе уже тогда все было известно, – отчеканиваю я, желая добиться правды. – Ты была в курсе того, что они давно планируют восстание. Ты этого и ждешь. Рассчитываешь на их победу.

– У меня нет привязанности к моей бывшей фракции. Я не хочу, чтобы она или любая другая фракция контролировали город и его жителей, – парирует Эвелин. – Если кто-то хочет уничтожить моих врагов, я не буду мешать.

– Поверить не могу! Не все люди из Альтруизма такие, как Маркус. Они беззащитны.

– Думаешь, они невинные жертвы? – возражает она. – Ты глубоко ошибаешься, Тобиас. Я видела, какие они на самом деле. – Ее голос звучит низко и хрипло. – Как, по-твоему, отцу удавалось врать обо мне в течение долгих лет? Считаешь, другие лидеры Альтруизма не помогали ему, подкрепляя его ложь? Они знали, что я не была беременна! Никто не вызывал доктора и не было никакого трупа! Но они постоянно твердили тебе, что я умерла!

Раньше я не задумывался об этом. Моя мать жива. Никто не умер, но в то ужасное утро, а потом и вечером все эти мужчины и женщины сидели в доме моего отца и делали вид, что скорбят по Эвелин. Они притворялись из-за меня и остальных членов Альтруизма. Я до сих пор слышу их шепот: «Никто никогда не покинет нас по своей воле». Незачем было удивляться, что во фракции альтруистов собрались одни лжецы! Получается, что я в какой-то степени еще немного наивный, как ребенок. Ладно, теперь этому пришел конец.

– Подумай хорошенько, – подытоживает Эвелин. – Действительно ли ты хочешь помогать людям, которые скажут ребенку, что его мать умерла, только чтобы сохранить свою репутацию? Или ты хочешь помочь отстранить их от власти?

Я решил, что знаю ответ. Надо спасти невинных членов Альтруизма с их постоянной службой и покорным киванием головами. Но разве стоит спасать лицемеров, которые заставили меня горевать, которые оставили меня наедине с человеком, причиняющим мне боль? Я не могу посмотреть на мать, не могу ей ответить. Я жду, когда поезд подъедет к платформе, и спрыгиваю вниз, не оглядываясь.

* * *

– Не обижайся, но выглядишь ты ужасно. – заявляет Шона.

Она плюхается на соседний стул и водружает на стол свой поднос. Вчерашний разговор с матерью был похож на внезапный раскат грома, после которого все остальное звучит приглушенно. Я всегда знал, что отец жестокий человек. Но я думал, что другие альтруисты ни в чем не виноваты. В глубине души я всегда считал себя слабым – потому что я сбежал от них. Я повел себя как предатель… Теперь кажется, что бы я ни решил, я все равно кого-нибудь предам. Если я предупрежу альтруистов о предстоящем нападении, то предам лихачей. Не предупрежу их – предам мою бывшую фракцию, и уже по-настоящему. Мне нужно сделать выбор, но от этой мысли меня просто тошнит.

Сегодняшний день я провел так: проснулся и пошел на работу. Разместил рейтинг неофитов, который стал причиной раздора: я выступал за улучшение показателей, а Эрик – за последовательность обучения. Потом я побрел в столовую. Я будто бы двигался только благодаря мышечной памяти.

– Ты будешь что-нибудь есть? – спрашивает она, кивая в сторону моей полной тарелки.

Я пожимаю плечами:

– Возможно.

Я догадываюсь, что сейчас она спросит у меня, в чем дело, поэтому меняю тему:

– Как дела у Линн?

– Тебе лучше знать, – отвечает она. – Ведь ты наблюдаешь за ее страхами и все такое.

Я отрезаю кусок мяса.

– Каково это? – с любопытством спрашивает Шона, поднимая бровь. – Видеть чужие кошмары?

– Я не могу обсуждать с тобой страхи Линн, ты же в курсе.

– Ты сам придумываешь правила?

– Какая разница?

Шона вздыхает:

– Просто иногда мне кажется, что я ее совсем не знаю.

Мы доедаем молча. Вот что мне больше всего нравится в Шоне – ей не обязательно заполнять тишину болтовней. Закончив есть, мы вместе покидаем столовую. С другого конца Ямы нас зовет Зик.

– Привет! – здоровается он, оборачивая палец скотчем. – Не хотите размять кулаки?

– Давай. – Мы с Шоной отвечаем в унисон.

Мы идем к тренажерному залу. Шона рассказывает Зику свежие новости о том, как прошла ее неделя у границы.

– Два дня назад придурок, с которым мы патрулировали, окончательно спятил. Он клялся, будто что-то увидел… а это был обычный поли– этиленовый пакет, – выпаливает Шона. Зик проводит рукой по ее плечам.

Я ощупываю свои костяшки и стараюсь им не мешать. Когда мы добираемся до зала, до меня доносятся чьи-то голоса. Нахмурившись, я открываю дверь ногой. Внутри находятся Линн, Юрайя, Марлен и… Трис. Такое столкновение разных людей меня даже удивляет.