– Здравствуйте, Валерий Феликсович! – поздоровался Никитин.

– Здравствуйте, Женя, – поздоровался Гусаков, глядя в пустые руки Никитина.

– Извините, пожалуйста… У меня несколько неожиданный вопрос. Разрешите?

– Валяй, неожиданный…

– Валерий Феликсович, вот вы объездили весь мир. Скажите: этот галстук идет к этой рубашке?

– Как корове седло, – откровенно определил Гусаков. – Сюда нужен сплошной.

– Сплошной? – потерянно переспросил Никитин.

– Прошу, – пригласил Гусаков и первым пошел в глубь своей квартиры.

Никитин двинулся следом.

Все стены квартиры были увешаны ключами разнообразных размеров и назначений. Здесь были ключи от амбарного замка и ключи от города Антверпена.

– На свидание? – поинтересовался Гусаков, шагая мимо ключей.

– Да, – сознался Никитин.

– Влюбился? – с завистью спросил Гусаков.

– Вы знаете… она совсем другая, чем все.

– Это всегда вначале так кажется.

– Нет. – Никитин остановился и остановил Гусакова. – Все – это все. А она – это она.

Гусаков открыл шкаф. Гардероб у него был, скажем прямо, богаче, чем у Никитина, и выбор галстуков шире. Одних сплошных – штук четырнадцать.

– Надевайте! – Гусаков протянул ему галстук из своей коллекции.

– Неудобно, – сознался Никитин.

– Дарю!

Видимо, Гусакову понравилась роль деда-мороза. Он повязал галстук широким роскошным узлом на тощей высокой шее Никитина. Потом снял с плечиков золотистый замшевый пиджак.

– А вот это будет в тон галстуку.

– Ой, что вы? Я не возьму! А вдруг запачкаю?

– А ты не пачкай.

Гусаков обрядил Никитина в пиджак и отступил на шаг, прищурившись. Перед ним стоял совершенно иной Никитин, чем тот, который пришел десять минут назад. От нового Никитина веяло другими городскими привычками, как будто он только что вернулся из самого красивого королевства и у него в портфеле лежит новенькая пара хрустальных башмачков, тридцать седьмой размер.

– Вам очень идет, – позавидовал Гусаков. – Мне он, пожалуй, маловат…

– Я вам сегодня же верну, – испугался Никитин. Он боялся, что ему подарят пиджак и сердце не справится, лопнет от благодарности.

– Можно и завтра, – успокоил Гусаков. Он играл роль деда-мороза, а не сумасшедшего, и пиджак из антилопы он дарить не собирался. То, что это была антилопа, а не свинья, нигде не было написано, но все же благородное происхождение пиджака каким-то образом читалось и как бы перемещало обладателя в другой социальный слой.

В комнату заглянула Изабелла.

– Влюбился, – объяснил Гусаков происходящее. – На свидание идет.

– Да? – тихо и глубоко обрадовалась Изабелла, всматриваясь в Никитина, как бы ища в нем приметы избранности. – А почему такое лицо?

– Я боюсь, – сознался Никитин. – Мы с ней, откровенно говоря, почти не знакомы…

Гусаков открыл бар, налил полстакана виски. Протянул.

– Спасибо, – поблагодарил Никитин. – Только я не пью.

– А вам никто и не предлагает пить. Это маленький допинг. Как лекарство.

Никитин послушно выпил и закашлялся. Постоял в некоторой прострации, потом пошел – в той же самой прострации. Закрыл за собой дверь.

– Странный, – сказала Изабелла.

– Есть немножко, – подтвердил Гусаков. – Но способный. Любит науку, а не себя в науке.

– А почему бы тебе не назначить его на место Кошелева? – предложила Изабелла.

– А Кошелева куда?

– На пенсию. Или на повышение.

Гусаков посмотрел на жену, вернее, сквозь жену, обдумывая предложение.

– А не рано? – усомнился Гусаков.

– Человек все должен получить в этой жизни своевременно. Пока ему этого хочется. Вон на Кубе все министры молодые.

– Так то Куба, – раздумчиво проговорил Гусаков. – Там климат другой. Там бананы растут.

Никитин тем временем пересек двор. Решительно вошел в пятый подъезд. Поднялся пешком на третий этаж. Подошел к квартире двенадцать.

Постоял. Потом повернулся, так же решительно зашагал обратно.

На углу синими буквами было написано «Синяя птица» и под надписью нарисована птица, но какая именно – непонятно. Никитину было не до птицы. Он вошел в кафе и спросил официантку:

– У вас нет чего-нибудь немножко выпить? Грамм пятьдесят?

– У нас не распивочная, – высокомерно ответила официантка.

– Простите, а где ближайшая распивочная?

– В магазине.

Очередь в винный отдел была длинная, но текла довольно бодро, и Никитин довольно скоро предстал перед продавщицей Нюрой. На Нюре был синий берет, белый халат, и под глазом – давний, уже выцветший синяк. Может быть, Нюра разодралась с недисциплинированным покупателем.

– Скажите, пожалуйста, а у вас такие маленькие бутылочки есть? – спросил Никитин и, раздвинув большой и указательный палец, показал размер бутылочки.

– Мерзавчики, – подсказали за спиной.

– Да, мерзавчики, – подтвердил Никитин.

– Нет! – ответила Нюра, как бы обижаясь на невыполнимое требование.

– А чуть побольше?

– Чекушка, – подсказали за спиной.

– Да. Чекушка.

– Нет!

– Не задерживайте! – потребовали в очереди. – Тут люди на работу торопятся!

Никитин послушно отошел от прилавка. Остановился в растерянности.

– Может, скооперируемся? – спросил, подходя, благообразный господин с бородкой, похожий на члена Государственной думы. А может, и бывший член. – Мне тоже не нужно целой бутылки. Возьмем и разольем, кому сколько надо.

Никитин повернулся к Нюре.

– В очередь! – потребовали за спиной.

– Но я же стоял! Ведь я стоял? – спросил Никитин у Нюры, восстанавливая справедливость.

– Как очередь решит, – распорядилась Нюра.

Она сама ничего единолично не решала и была как бы частью текучего коллектива, именуемого «очередь».

Никитин махнул рукой на справедливость и встал в хвост.

– Какое безобразие! – привычно возмутился господин с бородкой. – Вот мне надо немножко спирта для компресса. А в аптеке без рецепта не дают…

И тут появился Федя.

На его лице и одежде отчетливо читалась вся его прошлая и настоящая жизнь.

– Давай возьму! – предложил Федя, дергая за пятерку, выступающую из пальцев Никитина.