— А памятник? — помотал головой Глеб, приходя в себя и беззвучно ругаясь на чем свет стоит.

Зачем он разоткровенничался? Ведь он должен был соблазнять и охмурять ее. Легко, красиво и с куражом, а он разнылся как юная барышня.

— Знаете, Глеб Петрович… — Марина открыла сумочку и начала судорожно рыться в ней в поисках ручки и куска бумаги. Вспомнила, что все это она носила в старой сумке, а в новую решила положить лишь кошелек и мобильный телефон, так, как делали ее новые знакомые. Она захлопнула клатч и уставилась в упор на Глеба: — Запишите мой электронный адрес, пришлете макеты по почте.

— Но зачем же по почте? У меня все с собой. — Глеб нелепо схватил одну из папок, лежащих рядом с ним на стуле, и начал в ней рыться. А когда поднял глаза, Марины уже не было.

Он с недоумением посмотрел по сторонам, поймал взгляд знакомого официанта, легко кивнувшего на входную дверь, через которую птичка упорхнула из клетки, и, откинувшись на стул, покачал головой. Идиот. Зачем он ее спугнул? Что теперь делать?

Марина же удалялась в сгущающуюся духоту майского города, ускоряя шаг и с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Когда Глеб начал свой рассказ, он показался ей искренним и ранимым. Наверное, нелегко было остаться без матери в столь юном возрасте. Свою Марина тоже потеряла совсем рано, и ей было сложно справиться с потерей, как и Глебу. Ведь, судя по всему, он очень любил маму. Но затем, когда он обвинил в ее гибели отца, у Марины в один миг пропало сочувствие.

Обвинение было глупым и инфантильным. Смерть его матери была несчастным случаем, трагедией самой по себе, а он только все усложнил, забрав у отца не только жену, но и сына. А себя лишив остатков семьи и любящего отца. В том, что Петр Никанорович любил Глеба, она не сомневалась.

Чувствуя, как внутри закипает гнев, Марина остановилась и сделала глубокий вдох. Почувствовала легкую вибрацию в сумочке — звонил телефон. Вряд ли кто-то из подруг, которых у нее и не осталось. Неужели Глеб?

Морщась, Марина достала из сумочки телефон и уставилась на экран — Кира!

— Кируся? — радостно выдохнула она в трубку.

— Мама, я дома, сюрприз! — закричала дочь, а Марина не смогла сдержать улыбку и слезы. Какое же счастье, что Кира вернулась. Вдвоем они выстоят против целого мира.

⁂

— Я не буду это есть, — в третий раз повторила Кира изумленной матери и для пущей убедительности даже отодвинула от себя тарелку с вареным рисом подальше, — меня уже тошнит от него. Сколько можно? Я же не слон, да даже им дают банановые листья для разнообразия! Этим дурацким рисом никто сейчас не питается.

— А чем питается? — недоуменно спросила Марина, впервые услышавшая в голосе всегда разумной и рассудительной Киры капризные детские нотки.

— Мама, в идеале диетолог должен составить мне специальное меню с балансом КБЖУ, — вздохнув, медленно и доходчиво начала Кира, словно пытаясь объяснить маленькому ребенку устройство мира.

— КБЖУ? — бестолково переспросила Марина, вдруг отчетливо ощущая собственную ущербность и отсталость от жизни.

— Калории, белки, жиры и углеводы. Все должно быть в балансе с упором на белки и полезные жиры. Нужно пить специальные биодобавки. Ты же понимаешь, теннисисты — это не спринтеры, — с легким презрением фыркнула Кира, — мы проводим на корте по несколько часов и за день можем потерять два-три килограмма.

— Сколько? — снова тупо переспросила Марина и тут же обругала себя: почему она никогда не задумывалась о физической стороне того, что происходит на корте? — Разве это полезно для здоровья, такие потери веса?

— Мама, профессиональный спорт вообще не очень полезен для здоровья, но это то, чем я хочу заниматься, поэтому давай сейчас не будем отвлекаться на патетику, — жестко отрезала Кира и снова с тоской посмотрела на миску с рисом.

Есть хотелось жутко, но одна мысль о надоевшем до чертиков рисе вызывала рвотный рефлекс. В лагере она наслаждалась едой. Не понимала капризных скандинавок и арабок, морщивших нос при виде фруктовых салатов или обычных салатов из зелени, щедро заправленных оливковым маслом и лимонным соком. Ей они казались необыкновенно вкусными. Впрочем, учитывая ее предыдущий скудный рацион, ей все казалось необыкновенно вкусным.

— Патетику? — как дурной попугай повторила Марина и вдруг поймала на себе раздраженный взгляд Киры. Раньше дочь на нее никогда так не смотрела. Это что же, лагерь для богатых деток так подействовал? — А почему ты со мной так разговариваешь? — тихо спросила она, и Кира, ее нежная Кира, быстро встала со стула и обняла мать, превращаясь в прежнюю покладистую и разумную дочь.

— Мам, ну прости, я не хотела тебя обидеть, — ласково попросила она, — просто рис достал, честное слово. Мы же можем теперь позволить себе что-нибудь другое?

— Можем, конечно, — кивнула Марина, выдыхая: нет, показалось, все в порядке. Кира все та же Кира.

— Что бы ты хотела? Точнее, нет, что тебе нужно есть? — Марина потянулась за телефоном (и откуда у нее взялась эта дурацкая привычка чуть что сразу хвататься за телефон?). Открыла приложение «Заметки» и приготовилась записывать.

— На завтрак можно омлет или яичницу, — послушно принялась перечислять Кира то, чему ее учили в лагере.

За время обучения она слушала специальные лекции диетолога и с жадностью впитывала в себя все, что могло привести ее к желанной вершине. Питание, как оказалось, было тоже очень важным моментом, и Кира чувствовала себе дурой деревенской, тайком разглядывая специальные протеиновые батончики и энергетические напитки, которые поглощали ее новые подруги во время тренировок, чтобы поддержать силы и пополнить энергию. Казалось, весь мир об этом знал, кроме нее. Чтобы не выглядеть идиоткой-аматором, Кира старалась держать рот на замке и слушать, вкладывая в голову максимум информации. Кое-что даже записывала украдкой, чтобы не забыть. Она понимала, что теперь у них с мамой есть деньги и она еще не раз сможет вернуться в модный лагерь, потрясший ее до глубины души, но где-то глубоко внутри она до сих пор не верила, что все это по-настоящему и надолго. Поэтому лучше было запомнить и записать.

И хотя Паша убеждал ее, что теперь это ее новая жизнь и день ото дня она будет становиться лишь лучше, Кира все еще боялась поверить в реальность происходящего. Иногда она просыпалась ночью с криком и всепоглощающим страхом, что все это ей лишь привиделось, что сейчас ей нужно вставать на тренировку — на улице темень, ей предстоит съесть тарелку теплого риса и отправиться на пробежку. Но затем разум пробуждался, сознание включалось, и она, закрыв глаза, падала в теплые мягкие подушки со сладким ощущением того, что все хорошее — реально. Мысль успокаивала и убаюкивала, как мама в детстве. Возможно, именно поэтому дурацкая тарелка риса вызвала у нее такие сильные эмоции и отвращение. Она была символом прошлого, которое Кира уже успела отчаянно возненавидеть.

— Мне можно нежирные творог и йогурт, котлеты паровые, но я не очень хочу их есть на завтрак. Можно блины с медом, бананы, шоколад, но это лучше на перекус или полдник, — принялась деловито перечислять она, вспоминая все услышанное от диетолога. — Утром еще кашу можно, мюсли с молоком, только они должны быть без добавления сахара. Тост с сыром, рыбу малосольную, авокадо.