Если он пришел выяснять отношения, то это меня только добьёт. Хотя мне уже все равно, пусть говорит, что хочет, пусть обзовет самыми грязными словами. Я все стерплю. Обхватываю плечи руками и отвожу от него взгляд, ожидая услышать о себе всю правду. Кусаю губы и шмыгаю носом в попытке сдержать новый соленый ливень.

Минута молчания и я срываюсь с места, собираясь пробежать мимо укоризненного взгляда и немого осуждения. Но выскочить за дверь мне Даррен не дает. Он ловит меня и сразу крепко прижимает к своему телу, почти держа на весу мою, содрогающуюся от рыданий тушку. Утыкаюсь носом в его свитер, тону в любимом апельсиново-медовом запахе. Так и стоим, пока я не успокаиваюсь.

— Поехали домой, — устало говорит мой любимый муж и я киваю. Он снимает свой свитер и одевает его на меня, потом толкает дверь.

— Лейси! У тебя два дня выходных, — кричит мне Лейла через весь зал, но я думаю про себя, что вряд ли приду в этот бар снова. Я машу девушке рукой, прощаясь, и она кивает. — Отдохни! Завтра снегопад должен прекратиться, можно будет на лыжах пробежаться.

В машине молчим снова. Я репетирую то, что должна сказать. Я рада вернуться в этот маленький дом, оказывается. Так уютно, пахнет счастьем. Для меня это запах Даррена. Он сажает меня в угол дивана, укутывает теплым пледом и уходит в кухню. Я чувствую аромат горячего шоколада и вдруг все, что сегодня произошло, кажется просто дурным сном. Просто сон…

Даррен

Зная, как моя любимая девочка любит согреваться горячим шоколадом, сразу отправляюсь варить его для нее. И мне еще нужна пара минут, чтобы собраться с мыслями и придумать правильные слова, чтобы убедить ее в том, в чём сам ни хрена не уверен. Беременность. Именно она занимает сейчас наши мысли. И мой мозг вопит, противится принять чужого ребенка. Все моё существо отторгает его. Но я не хочу терять любимую девушку, без которой задохнусь в вакууме этого мира. Она — глоток свежего воздуха в моей жизни.

Но это может быть и мой ребенок. И я почти уверен, что так и есть.

Приношу ей ароматный напиток. Она вцепляется в горячую кружку, греет об нее ледяные пальцы. Они бледные, с голубыми венками вдоль фаланг, поэтому кажутся особенно хрупкими. Даже ее изнуренный вид, отрешенный взгляд и припухшее от слез лицо вызывают прилив желания. Я встаю на колени, чтобы не смущать Лейси видом каменного стояка в штанах. Сегодня не до него.

Но, похоже, местонахождение мозга в данный момент именно там, в гудящих яйцах. Иначе как объяснить то, что я не могу придумать ни единого слова, чтобы успокоить свою юную жену. Я просто оглаживаю ее бедра, прикрытые пледом, и смотрю в блестящие аквамариновые глаза, которые готовы снова выдать соленый фонтан. Думай, сука, пора начинать серьезный разговор, пока Лейс снова не сбежала.

— Почему ты вернулся? — тихий нежный голос вызвал новый прилив желания. Я чуть не взвыл. Делаю глубокий вдох и выпускаю воздух медленно, пытаясь успокоить взбесившееся естество. Я соскучился по своей любимой жене, уже забыл, когда у нас был секс в последний раз.

— Я и не собирался уходить. Просто вышел за дверь. Понял, что ты не прекратишь свой… свое представление, если я смотреть буду.

Да, я это сразу понял, не дятел же. И как только я ушел, моя девочка сползла со стойки и, не слыша никого, не обращая внимания на лапающие ее мужские руки, как зомби двинулась в сторону туалета. Я видел все в окно. Сразу кинулся за ней, но в нерешительности остановился у дверей. Вздрогнул, когда услышал дикий вопль — мое имя, которое Лейси прокричала в отчаяньи. Слушал ее истерику, не решаясь войти. Потом все стихло. Я напряжено вслушивался в звуки, доносившиеся из помещения. Вернее в их отсутствие. Тишина напугала меня, и я вошел, ожидая увидеть свою жену в обмороке. Но она стояла спиной к двери, склоняясь над раковиной. Я восхитился ею в тот момент. Какая сильная девушка!

— Я уеду завтра… прости…

Ну вот бля! Домолчался, сука!

— Никуда ты не уедешь. Все у нас будет хорошо, — я придвигаюсь ближе и кладу ладонь на ее плоский живот.

Меня вдруг окутывает странная радостная волна, будто осознание, что там, внутри теплого и мягкого чрева находится мой ребенок, которого я давно хотел и работал над этим, втайне от своего сладкого пломбирчика. Я не говорил Лейси о своей мечте, о ребенке.

— Он не твой, Даррен… мне так жаль… — тихий безжизненный голос вымораживает мои внутренности. Я не хочу слышать его. Хочу ее хрустальный смех, который колокольчиком разносится по дому, хочу искры смеха в ее глазах.

— Мой! Я чувствую. Не знаю, как объяснить…

— Ты чувствуешь то, чего хочешь на самом деле. Но я могу доказать… Сейчас.

Она отставляет кружку и пытается встать. Но я удерживаю ее на месте.

— Ты куда?

— Сумочка. В прихожей…

— Я принесу, сиди.

Я быстро выхожу из гостиной и ищу взглядом маленькую черную сумочку, похожую на портфель в миниатюре. Вижу ее возле зеркала на полке и тут же хватаю вещь.

— Вот, — протягивает мне маленький цветной кусочек картона, который вытащила из своего красного девчачьего кошелька.

— Что это? — спрашиваю я, разглядывая на картинке влюбленную парочку, которые запускают в небо бумажный фонарь с желанием. Может тоже запустить такой? А лучше сотню. Лейс протягивает руку и переворачивает картинку. А, календарь.

— Мой график. Месячные. Последний раз в октябре, за 2 месяца, до того, как я познакомилась с тобой.

— И это все твои доказательства? — улыбаюсь я, вздыхая с облегчением.

Но тут же моя улыбка испаряется, как только вижу горестный взгляд. Черт! Я должен ее успокоить и убедить, что мне плевать, чей это ребенок, а не искать доказательства, что он мой.

— Этот твой календарь ничего не значит. Я как врач, могу сказать, что много причин может быть, чтоб сбился график. Стресс, болезнь, смена климата… да что угодно, Лейси! Может ты просто забыла отметить эти дни. В ноябре.

— Не надо меня уговаривать Даррен, я уже все решила, — упрямо твердит пломбирчик и настойчиво разглядывает содержимое своей кружки.

— Что? Что ты решила?

— Я вернусь в Майами… завтра. Рожу этого ребенка и отдам на усыновление. Многим бездетным парам нужен малыш…

— С ума сошла?! Отдать своего ребенка чужим людям! — я вскочил и стал ходить по комнате. В голове не укладывалось, решение Лейс — абсурд.

— Хорошо. Решила отдавать на усыновление? Отдай. Мне.

— Я уже все решила… — потерянно бормочет моя жена, трясясь от нервной дрожи и стуча зубами о край кружки с горячим шоколадом, остывшим уже. — Я не Оливия, вешать на тебя чужого ребенка не буду.

Не знаю, с какого перепугу я брякнул это, но эффект произвело. Лейси удивленно уставилась на меня, даже трястись перестала.