– Ну и мерзавец, этот Муромцев! – не выдержала до этого почтительно молчавшая Иришка. – Мало того что в трудную минуту не помог Маркеловой деньгами, так еще и кольцо фальшивое подсунул.

– Хуже, если ради того, чтобы завладеть этим самым фальшивым кольцом, девицу Маркелову кто-то выбросил из окна, – проговорил Иван. – Соломон Яковлевич, а у вас, случайно, не сохранилось фотографии этого кольца?

– Старый Бернштейн никогда в своей жизни не полагался на случай, – с достоинством заметил «царь Соломон». – Моя жена Циля всегда говорила, что осмотрительность еще никому не вредила. Я веду каталог всех своих работ. Извольте удостовериться.

С кряхтением поднявшись со стула, он ненадолго покинул компанию и вернулся с огромным фолиантом тисненой кожи. Полистав его, ткнул пальцем в одну из фотографий.

– Вот то кольцо, которое купил у меня Сергей Васильевич Муромцев.

Инка с Буниным кинулись к альбому и столкнулись лбами.

Спустя десять минут гости, распрощавшись с хозяином, вышли под осенний дождь. В кармане Бунина лежала фотография злополучного перстня царя Соломона. Предусмотрительный ювелир, имеющий не одну копию фотографии, любезно поделился ею с Иваном.

Распрощавшись с Иваном и с Иришкой, решившими отправиться домой пешком, остальные направились в сторону машины Игоря, но тут Инка, которая была непривычно молчалива и задумчива, тронула Алису за локоть.

– Послушай, – сказала она, невольно подражая речи старого человека, с которым они только что расстались, – или я сильно ошибаюсь, или это кольцо очень похоже на то, которое Развольский подарил Наташке…

Кошку Матрену убивали с особой жестокостью. Стены лестничного пролета были забрызганы кровью и мозгами. Неведомый убийца, видимо, держал кошку за задние лапы и с размаху бил головой о стену.

Рыжий трупик с липкой, покрытой бурыми пятнами шерстью лежал возле мусоропровода. Соседка Мария Ивановна, в ночной рубашке, с распущенными седыми волосами, неопрятными космами свисавшими вдоль лица, стояла рядом на коленях и отчаянно выла.

Наталья почувствовала, что к горлу подкатывает тошнота.

– Боже мой, – прошептала она, прижав ладонь ко рту.

– Иди домой, Наташ, – тихо сказал Ленчик, – я тут вымою все, пожалуй, а то завтра Ромку в школу будет не отправить.

Соседка с нижнего этажа, вместе с мужем тоже выскочившая на площадку, попыталась поднять бабку с пола. Та послушалась было, но тут же снова бухнулась на колени, схватила тельце несчастной кошки, прижала к груди и зарыдала еще громче.

– Пойдемте домой, Мария Ивановна, – увещевала соседка. – Пойдемте. Я вам коробку дам, завтра с утра кошечку вашу похороним. Леня тут все вымоет, раз обещал. Не надо на полу сидеть, холодно уже. Осень. Жалко, конечно, но уж что вы так из-за животной убиваетесь? Чай, не человек.

– Не человек? – взвизгнула бабка и с такой силой рванулась из рук соседки, что та чуть не упала. – Это вы все не люди! Неужто я не знаю, как вы все Матрену мою ненавидели! Да вам только в радость, что над ней, над девочкой моей, такое зверство учинили. Это все ты! – Ее полный ненависти взгляд упал на Ленчика. – Убийца проклятый! Это ты ее порешил! А сейчас еще благородным прикидываешься. Пол тут помыть хочешь. Следы своего кровавого преступления затереть.

Бабка с мертвой кошкой на руках начала подниматься по ступенькам в сторону Ленчика. Вид у нее был такой решительный, что он невольно попятился.

– Успокойтесь, Мария Ивановна, – пришла на помощь мужу Наталья. – Хватит глупости говорить. Никто из нас вашу кошку не трогал. Что мы, совсем звери, по-вашему? Анна Сергеевна, – попросила она вторую соседку, – несите вашу коробку.

– Без вашей помощи обойдусь, – свирепо сказала бабка. – Свои коробки можете засунуть себе в задницу! Мне от вас ничего не надо! Слышите, ничего!

Глядя прямо перед собой ненавидящими глазами, старуха с окровавленным тельцем кошки на руках дошла до своей квартиры и оглянулась на пороге.

– Будьте вы все прокляты, убийцы, – отчетливо выговорила она и скрылась внутри. Дверь захлопнулась, и из-за нее вновь донеслись глухие рыдания.

– Н-да, ситуация, однако, – заметил соседкин муж. – Кошка-то, конечно, была редкостной заразой, но такой участи все-таки не заслужила. Лень, это точно не ты?

– Гриш, да ты что, спятил, что ли, вслед за бабкой? – поинтересовался Ленчик. – Я педагог, я кошек не убиваю. Я вообще спал уже.

– Ну, живодеру этому, если честно, от меня благодарность, но познакомиться с ним я бы точно не хотел, – резюмировал Григорий. – Пойдем, Нюр. Ленька у нас благородный, пообещал всю эту гадость отмыть.

– Можешь помочь, если хочешь, – огрызнулся Ленчик.

– Нет уж. У меня организм слабый. Мне такие подвиги не под силу. – И, широко зевнув, сосед скрылся в недрах своей квартиры вслед за женой.

– Может, давай я? – без всякого энтузиазма предложила Наталья.

– Не надо. У тебя организм тоже слабый. Гораздо слабее, чем у этого бугая. Так что ты спать иди. А еще лучше, проверь, как там Ромка, чтобы он на лестницу не выскочил, и сходи поутешай бабку. А то как бы она там с горя на себя руки не наложила в одиночестве.

– Ты что, с ума сошел? – удивилась Наталья. – Смерти моей хочешь? Да она меня там уделает почище этой кошки! Она ж меня ненавидит! А я ее утешать пойду?

– Ей сейчас плохо, – серьезно сказал Ленчик. – Ты же знаешь, она в этой твари души не чаяла. У нее сейчас родное существо погибло. Лютой смертью, между прочим. Сходи, будь человеком.

– Ладно, – вздохнула Наталья, – только если она меня там удавит или чем-нибудь тяжелым по голове стукнет, имей в виду, это ты меня послал на верную смерть…

Заглянув в комнату сына и убедившись, что он мирно спит, Наталья натянула спортивный костюм, зачесала волосы в хвост, выдала Ленчику старую тряпку, ведро и резиновые перчатки, после чего, скрестив пальцы на правой руке, спустилась на один лестничный пролет и постучала к соседке.

Бабка открыла сразу, как будто стояла под дверью. Не оглядываясь на вошедшую гостью, она молча побрела по коридору в сторону кухни. Наталье стало жутковато.

– Мария Ивановна, – позвала она, но старуха не ответила. Немного потоптавшись на коврике в прихожей, Наталья нерешительно двинулась ей вслед.

Соседка сидела на табуретке и укачивала мертвую кошку.

– Что, жалеть пришла? – спросила она. – А я, может, не люблю, когда меня жалеют.

– Вас сейчас нельзя одну оставлять, – ответила Наталья, – не по-соседски это, не по-человечески.

– А ты, оказывается, добрая, – старуха с изумлением посмотрела ей прямо в лицо. – Не ожидала. Не по-человечески, говоришь? А как с Матрешечкой моей поступили – это по-человечески? – В глазах старухи снова заблестели слезы.

– Нет, – честно ответила Наталья. – Я вашу кошку терпеть не могла, но так жестоко поступать было нельзя. Ни с ней, ни с вами.