— А ты как думаешь? — спросил я. Франческа делала вид, что нас не слушает.

— Думаю, да, — сказала она. — Иначе к чему его так долго держать в тюрьме?

— Но ведь суда-то еще не было, — заметил я.

— Да, но все говорит, что это он, — возразила она. — Его бы не арестовали, если б он этого не сделал. И потом, все знают, что Барлоу и Митчелл просто до смерти ненавидели друг друга.

— Это еще не означает, что он убийца, — сказал я. — Даже напротив. Если все знали, что он ненавидит Барлоу, то он автоматически становился подозреваемым номер один. И Митчелл это понимал. Его могли подставить.

— Ну, знаешь ли, это тоже еще ничего не означает, — сказала она. — И потом, разве не все виновные говорят, что их подставили?

— Некоторые говорят при этом правду, — заметил я.

Пустые тарелки убрали, начали разносить главное блюдо — цыплячьи грудки в горчичном соусе. Франческа Дейси предпочла вегетарианское блюдо — пасту в соусе.

Джоанна Осборн заговорила с мужчиной, сидевшим по левую руку от нее, еще одним тренером из Лэмбурна, я же обернулся к Франческе, сидевшей справа от меня. Похоже, эта дамочка очень трепетно относилась к своему здоровью и теперь не сводила подозрительного взгляда со своей тарелки.

— Давно знакомы со Стивом Митчеллом? — тихо спросил ее я.

— Не знакома, — ответила она. Но оба мы понимали: это ложь.

— Были с ним в тот день, когда погиб Скот Барлоу? — спросил ее я еле слышным шепотом, так чтоб никто за столом не услышал.

— Нет, — тоже шепотом ответила она. — Не понимаю, о чем это вы. — Однако оба мы прекрасно понимали.

— Вы действительно ушли из дома Стива в половине третьего? — Я не сводил взгляда с цыплячьей грудки.

— О господи, — прошептала Франческа. На секунду показалось: она вот-вот встанет из-за стола и уйдет. Но нет, тяжело вздохнув, она продолжала изучать свое блюдо с пастой. — Да, — ответила она. — Так оно и было. Мне нужно было вернуться домой к этому времени, мы вызвали водопроводчика. Наладить посудомоечную машину.

Получалось, Стив был прав, когда говорил, что вовлекать ее не имеет смысла, из этого признания алиби не получалось.

— Стив мне ничего не сказал, — прошептал я ей на ухо. — Напрочь отказался говорить, с кем был в тот день.

Я так и не понял, обрадовалась она этому обстоятельству или нет.

— Пожалуйста, — она судорожно сглотнула. И продолжила еле слышным шепотом: — Пожалуйста, только не говорите мужу.

— Нет, — ответил я. — В том нет никакой необходимости.

Тут она то ли кашлянула, то ли всхлипнула и резко поднялась из-за стола.

— Извините, — прохрипела она. — Видно, съела что-то не то… — И она выбежала из ложи, прижимая к лицу белую льняную салфетку. Одна из дам поднялась, последовала за ней. Саймон Дейси с недоумением наблюдал за всей этой сценой.

Челтенхем во время фестиваля не похож ни на один из городков, где проводятся скачки. И вот после ленча я решил прогуляться, впитать эту уникальную атмосферу. Дошел до Гиннес-Виллидж, ставшей временным пристанищем для тысяч ирландцев, совершающих ежегодное паломничество по пути в Гло-честершир, без них скачки потеряли бы свою уникальность. Под огромным шатром на сколоченной из лесов сцене выступали ирландские фольк-группы и английские рок-музыканты — развлекали толпу перед главным событием дня, самими скачками.

Облокотившись о белое пластиковое ограждение, я наблюдал за квартетом самодеятельных артистов, прибывших из-за Ирландского моря. На них были огромные зеленые с черным колпаки, по фасону в точности как у эльфов; они выстроились в ряд, держа друг друга под руки, как в сцене из фильма «Грек Зорба». И пытались исполнить нечто вроде джиги, и я громко рассмеялся, когда они вдруг поскользнулись и тяжело плюхнулись на зеленую травку. Все пребывали в прекрасном настроении и подогревали его нескончаемым потоком черного пива «Гиннес».

— Привет, чужестранец, — произнес знакомый голос за спиной. Я обернулся, расплылся в радостной улыбке.

— Привет, Элеонор, — ответил я и поцеловал ее в щечку. — Страшно рад тебя видеть. Ты здесь по работе или развлечься?

— И то, и другое, — ответила она. — День отдыха за работой. Должна оставаться на связи на тот случай, если поступит вызов, а так вольна распоряжаться своим временем. Видишь, они снабдили меня пикалкой. — И она достала из объемистой сумки какой-то прямоугольный черный предмет.

— Хочешь, выпьем чего-нибудь? — предложил я.

— Да, но только не это. — Она кивком указала на бар «Гиннес».

— Нет, — согласился с ней я.

И мы двинулись на поиски баров с другими напитками, но все они были битком, а у тентов выстроились длинные очереди жаждущих.

— Пошли, — сказал я. — Поднимемся в ложу.

Я был уверен: Эдвард Картрайт, мой гостеприимный хозяин, не станет возражать, если я приведу с собой Элеонор. И оказался прав. Мало того, он тут же монополизировал ее, и я уже пожалел о том, что мы не остались внизу, в толпе.

С прошлого ноября мы встречались с Элеонор дважды. Первый раз в Лондоне, когда я имел глупость пригласить ее на юбилейный университетский обед в Грейз-Инн. Вечер получился не слишком удачный. Лучше бы я заказал в уютном итальянском ресторане столик на двоих со свечами, чем сидеть на скамьях за длинными столами в университетской столовой.

Согласно заранее составленному плану, сидеть мы должны были друг против друга, а не рядом, что

сильно затрудняло беседу — и не только из-за шума, который производили три сотни одновременно

жующих и болтающих гостей. Но еще и потому, что центр стола был заставлен цветами, серебряными

канделябрами, бокалами и бутылками с вином, приправами и карточками с именами гостей.

За весь вечер нам едва удалось обмолвиться парой слов, и еще мне показалось, что Элеонор изрядно утомили бесконечные тосты, щедро приправленные шуточками, понятными только юристам. В конце обеда она вышла на улицу, впорхнула в кеб и умчалась на Пэддингтон-сквер вокзал, боясь опоздать на последний поезд.

Зачем мне понадобилось приглашать ее именно на этот обед — до сих пор ума не приложу. Если я хотел романтического вечера вдвоем, то менее подходящее место трудно было выбрать. Но, возможно, проблема заключалась именно в этом. Наверное, на самом деле я вовсе не хотел романтического ужина вдвоем. Стыдно и неловко признаваться, но я боялся завязывать какие-либо любовные отношения. И еще я чувствовал себя виноватым. За то, что, приглашая Элеонор, предаю тем самым Анжелу.

Вторая встреча оказалась еще более неудачной, можно сказать, просто катастрофической. Нас пригласили на рождественский бал, который давал богатый спонсор на ипподроме в Ньюбери. Я оказался там вместе с Полом и Лаурой Ныоингтонами, а

Элеонор — в другой группе гостей, там было много людей из Лэмбурна. Я так обрадовался, увидев ее вновь, что сразу пригласил на танец. Но она была с кавалером, и ему явно не понравилось, что я заигрываю с «его» девушкой. Короче, мне отказали, чем испортили настроение на весь оставшийся вечер. И дело не в том, что она предпочла мне другого, хотя, может, именно это меня и разозлило. В какой-то момент я сказал себе: все, ухожу, шанс все равно упущен. Подкатил автобус, услужливо распахнул дверцы, но я отклонил предложение, и автобус уехал, оставив меня в одиночестве на остановке. И я уже забеспокоился, что то, наверное, был последний автобус и мне придется торчать на этой остановке до скончания дней.