Калерия давно научилась быть самодостаточной и избегала сверхпотрясений в эмоциональной сфере. Их отсутствие в семейной жизни компенсировалось дружбой, вниманием и теплом, совершенно искренними, а также взаимным доверием. Она привыкла к постоянной занятости и частым отъездам мужа и к собственной самостоятельности, ведь по натуре, в отличие от нее, муж был домоседом, человеком молчаливым и малообщительным, не выносящим шумных сборищ. Она же обожала светские рауты, поэтому обычно посещала их с приятельницами, коллегами или в одиночку, если ее что-то слишком забирало.

Их брак считался образцовым и удачным, она и сама считала его таковым, насмотревшись на сумрачную действительность. Жилось ей вполне уютно в душевной безмятежности, без нарушающих строгий ритм намеченных планов пустых фантазий и лишних смятений.

Их быт строился под стать их статусам. У них была удобная четырехкомнатная квартира на Смоленской площади, просторная дача в Баковке, персональная «Волга», доступы во всякие спецателье, закрытые склады и магазины — все атрибуты преуспевания тех лет. Сыну Роберту — его назвали так в честь старшего брата Андрея — было одиннадцать лет, он также был немногословным — в отца, много читал, увлекался точными науками и шахматами, придерживался независимых суждений и всегда знал сам, что и когда ему нужно делать. Бабушки и дедушки обожали его и дружили между собой… Налаженная, комфортная жизнь, где нет больших проблем, все предупредительны и интеллигентны, успех идет по нарастающей, и имеется все, чтобы жить легко и со вкусом.

Казалось, ничто не способно разрушить ее давно устоявшегося непоколебимо-благоразумного настроя. Шестнадцатилетний брак был ровно таким, каким она и представляла себе по-настоящему успешный брак — внушал уверенность, давал свободу, покой и не требовал никаких специальных усилий.

Она отдавала себе отчет в том, что не всем бракам непременно должна предшествовать безумная любовь, да и какой смысл, после стольких лет совместной комфортной и вполне приятной жизни, копаться в себе, доискиваясь до природы своих чувств к мужу? Все в нем ее вполне устраивало — не мешает, не раздражает, уравновешенный, щедрый, надежный. В свое время она сознательно уступила ему скорее из любопытства и под напором его страсти, чем под влиянием собственного чувства, а позже, привыкнув и оценив его любовь и заботу, а также спокойную и размеренную жизнь, которую он ей обеспечил, ни разу не почувствовала желания изменить ему.

Собственный опыт уже давно приучил ее к мысли, и она свято уверовала в нее, что истинные, великие страсти, которыми упиваешься в художественной литературе, невероятно редко случаются в реальной жизни, а если случаются, то посещают лишь избранных, тех, кто живет только ими, и, быть может, и созданы исключительно для них. Себя она к таковым избранным не причисляла, а относила к категории людей абсолютно противоположной — прагматической и здравомыслящей. Не всем дано — и не надо, и нечего напрягаться, размениваясь на пустяки, существуют и другие небезынтересные способы, как занять и реализовать себя… Дел столько, что над всем этим не стоит даже задумываться…

Промаявшись всю ночь, к утру она поняла — что-то в ней переменилось, и началось это накануне, и даже не с первого взгляда, а с первого звука его голоса. И как далеко это заведет ее?

Утром, несмотря на бессонную ночь, она встала свежая, в приподнятом настроении, в состоянии лихорадочной активности. Сомнения исчезли. Она ничего уже не может и не хочет менять. Да и что, собственно, произошло? Что здесь особенного, к чему этот драматизм, излишнее нагнетание, обсасывание каждой мелочи? Почему она все препарирует под микроскопом и постоянно критически оценивает? Наверное, издержки филологического образования — вместо того чтобы совершать поступки, занимается аналитическим суесловием… Да и в чем тут, собственно, поступок? Просто сегодня она свободна, без сопровождения идет на концерт, и делает это не в первый раз.

Но то был самообман, игра с собой — она точно знала, что в первый раз идет, нет, не идет — а мчится, летит на первое в своей жизни свидание с мужчиной, пусть это свидание и состоится в совершенно необычной обстановке. И это было главное, единственное, что сейчас имело значение, и, поняв это, она впервые приказала себе не думать, отпустить тормоза и заняться делом более приятным — подготовиться к встрече с ним…

Купив программу, она не обнаружила в ней замены. Оставалось ждать, гадая, кто же будет дирижировать во втором отделении.

В фойе уже был народ, мелькали знакомые лица — Александров с Орловой, Светланов с женой, Миронова с Менакером. Поднимаясь по лестнице, она встретила двух бывших коллег по университету, а у входа в зал — писателя Князева, с неизменно беременной женой, поэтессой-песенницей Кубанкиной, — это был их пятый ребенок. Места рядом с ней уже были заняты, и она не сразу поняла, кто же были его приглашенные — все шептались о своем. Осмотревшись по сторонам, увидела, что свободных мест нет. Слева мелькнул еще один знакомый профиль — великолепный Черкасов. Публика, посещающая такие концерты, не бывала случайной, абонементы продавались заранее и раскупались исключительно ценителями…

Первое отделение, в конце концов, закончилось — дирижировал именитый Георгий Красин — ровно, уверенно, но, ей показалось, суховато и бесстрастно-информативно, поэтому «зацепить» зал ему не удалось — аплодисменты были вежливые, умеренно-продолжительные, но и только.

В антракте она прошла в буфет и выпила бокал шампанского, что оказалось кстати и чуть подкрепило ее — все первое отделение, не взволновавшее ее, она просидела как на иголках, в ожидании второго… Сейчас же она волновалась так, словно ей самой предстояло выходить на сцену.

Как, при его душевной хрупкости, он справится с собой, а заодно с этим количеством народа в оркестре, в зале? У него было только две репетиции, хоть, может, этого и достаточно, она забыла спросить у него, сколько репетиций необходимо перед выступлением…

Ей сделалось страшно за него — ведь не всегда все может получиться, у него так мало опыта, да и не только от него все зависит… Хорошие отзывы для новичка — половина успеха, а у него наверняка нет никакой поддержки среди критиков… Да, без сомнения, в зале полно этих вампиров, которые только и ждут, чтобы блеснуть за чужой счет, а собственный блеск куда заметнее на фоне чужих ошибок, ей ли не знать этого… Уничтожать и красоваться, выставляя свою компетентность, — это их хлеб… Ну и профессия — каждый раз стоять перед всеми, как под прицелом, она бы так не смогла… не работа, а лобное место, эшафот…

Глубоко декольтированная пышнотелая дама с улыбкой райской гурии вновь выплыла на сцену и интонационно-компетентным, консерваторски выверенным контральто перечислила программу второго отделения. Дождавшись, когда смолкнут вспыхнувшие аплодисменты, она сообщила о произошедшей замене, пообещав при этом, что зрители разочарованы не будут.

Он стремительно вышел на сцену — после видавшей виды застиранной ковбойки в этом роскошном облачении его было не узнать. В отличие от шарообразного, важного и церемонного Красина, медленно выплывшего на сцену с распростертыми объятиями и профессиональной широкой улыбкой, он был необыкновенно гармоничен — сдержан, красив, без излишнего позерства. Легким поклоном ответив на аплодисменты, темпераментно повернулся к оркестру и, взяв палочку, поднял руки — наступила мгновенная, звенящая тишина.