Рецепт был прост: каждое утро нужно выпивать настой дикого урюка, причем обязательно выращенного в горном районе. Джарир придерживался этого рецепта неукоснительно.

Он уже накопил достаточно много полновесных таньга и дирхемов и мечтал, что через год-два оставит службу и откроет доходную чайхану где-нибудь поблизости от оживленного места, чтобы зарабатывать не только на чае и лепешках, а еще и в качестве доносчика, которым его господин платил, не скупясь. Поэтому шпион, рассчитывая жить долго, и чтобы в полной мере насладиться всеми благами жизни, всегда жевал урюк. При этом ему казалось, что он наполняется энергией.

Джарир совсем расслабился и на какое-то мгновение выпустил из виду, что один из юношей исчез, растаял в воздухе, будто мгновенно стал одним из тех камней, что превратили развалины под сенью трех пальм в довольно живописное место. А когда он наконец сообразил, что дело неладно, позади раздался тихий, почти неслышный шорох и его голова оказалась будто в стальных тисках. Короткий рывок, хруст ломающихся позвонков, и душа несостоявшегося владельца чайханы улетела на свидание к Аллаху.

– Ну как работа? – спросил Хасан, брезгливо вытирая руки пучком травы, словно он испачкал их о шпиона.

– Здорово! – в восхищении ответил Авар, который пришел в заросли на зов товарища. – Я совершенно не слышал, как ты передвигался!

– Я уже как-то говорил тебе, что меня прозвали Тенью. – Хасан довольно улыбнулся. – Когда сидишь в засаде, нельзя даже шевельнуться лишний раз, а этот идиот жевал урюк. Из-за этого он просто не мог меня услышать, хотя бесшумно пробираться через эти заросли – еще та задачка. Ладно, хватит разговоров. Нам пора убираться отсюда.

– Что будем делать с этим?.. – Авар кивком головы указал на неподвижное тело шпиона.

– Ты думаешь, я привел нас сюда, к этим развалинам, только для того, чтобы мы могли покушать, отдохнуть в тени и заодно определить, сколько шпионов идет за нами? В этом месте под берегом очень глубоко, и там есть омут. Вот мы туда его и бросим. Но прежде снимем одежду и аккуратно сложим на камни – словно он пошел купаться и нечаянно утонул. Даже если река вынесет его на берег, никто не определит, что он умер не от того, что захлебнулся, а совсем по другой причине, – ведь на теле нет никаких увечий.

Спустя какое-то время возле старых развалин воцарилось спокойствие и относительная тишина. Только слышно было, как негромко шлепают по воде большие колеса плавучей мельницы, и птичка в зарослях камыша тоскливо выводила свое бесконечное «Тиу-у… тиу-у… тиу-у…».

Прошло три года с тех пор, как Ярилко-Вилк стал учеником волхва Морава. До наречения новым именем он носил изрядно потрепанные рубаху и портки, сшитые из одежды деда Вощаты. Они служили ему оберегами; так у русов было заведено издревле. После того как он поселился в святилище Рода, волхв приодел его в новую рубашку, красиво расшитую красными и белыми нитками, и штаны из прочно заморского материала.

На них у пояса были нашиты различные обереги, чеканенные из тонкой меди, но их никто не видел, потому что русы носили рубаху навыпуск.

Теперь Вилка было не узнать. Он сильно подрос, раздался в плечах, но был худым и выглядел старше своего возраста. Простодушное, открытое лицо парня, на котором легко можно было прочесть все его мысли и желания, превратилось в бесстрастный и холодный лик. То, что он познал, обучаясь разным премудростям, не только состарило, но и наполнило его какой-то внутренней силой – внешне незаметной, но на самом деле страшной и разрушительной.

Сначала Морав сделал ему ритуальную татуировку – на левой части груда, напротив сердца, выколол большое изображение головы волка с хищно открытой пастью. Наколотые места волхв несколько раз протер соком каких-то ягод, и когда ранки от уколов поджили и Морав снял с татуировки повязку – кусок холстины, пропитанный целебной мазью, – оказалось, что подробно исполненный рисунок был темно-красного цвета.

А затем волхв дал Ярилке заповеди, которым он должен был следовать всю свою жизнь: уверуй в Рода и уверуешь в себя; относись с почтением к другим богам русов; чти память предков; никогда не бойся, ибо кто боится, умирает при жизни; относись к ближним так, как хочешь, чтобы они относились к тебе; не гневись на плохих людей – они сами себя накажут; не забывай обиженных и помогай им; относись с почтением к волхвам.

Кажется, все просто, но как же сложно было следовать этим заповедям! Когда Ярилко-Вилк появлялся в селении, многие относились к нему с почтением, хотя он еще не стал волхвом, но только не сын вождя Всегорд. Он тоже вырос и стал еще сильнее. И никогда не упускал случая покуражиться над Вилком. Временами эти «забавы» становились чересчур злыми, и все равно приходилось терпеть, хотя Ярилко мог покалечить, а то и убить Всегорда одним ударом.

Кто бы мог подумать, что Морав – превосходный боец!

Но его техника была совершенно иной, чем у Вощаты. Если дед налегал на силу и выносливость, то волхв использовал в поединках несколько иные принципы. Они заключались в молитвенном внушении. Сначала Вилк долго не мог понять, как достичь состояния, о котором рассказывал Морав. И только спустя год после начала обучения юноша однажды добился желаемого. И на какой-то миг оторопел – это было невероятно!

В тот день они тренировались с дедом. Волхв, как и обещал, регулярно отпускал Ярилку домой – в последний день недели, и Вощата уединялся с внуком на заветном островке. Там они могли и беседовать без лишних ушей и глаз, и совершенствовать боевые навыки Вилка. Юноша не рассказывал деду, чем он занимается у Морава, а тот и не спрашивал; все, что касалось жизни волхвов, было для русов табу.

На этот раз они дрались на мечах. По-настоящему, до первой крови. Это был последний этап обучения, а Вощата относился к воинскому делу очень серьезно, потому что от выучки и сноровки воя зависела его жизнь. Деда не смущало, что Ярилко будет волхвом; он знал, что в случае нападения данов служители Рода и других богов сражаются вместе с гриднями и со всем остальным людом. А меч не выбирает, кого разить – дружинника или волхва.

Несмотря на преклонные годы Вощата управлялся с мечом превосходно. Он будто молодел, когда раздавался звук удара стали о сталь. Конечно, целый день он не смог бы простоять в лаве, как прежде, но с утра и до обеда – запросто. Хорошо обученный воин умеет расслабляться даже на поле боя. Это всего лишь мгновения, но они помогают ему справиться с усталостью, когда оружие становится таким тяжелым, что его просто не поднять.

Дед и внук уже упражнялись битый час, и Ярилко все это время старался войти в то состояние, которое Морав называл «жива» – неимоверно быстрая концентрация всей энергии человека, всех его душевных и физических сил. И наконец получилось! Неожиданно все движения деда замедлились, а он сам начал передвигаться, как показалось юноше, с неимоверной скоростью. Какое-то время Вилк отражал удары меча Вощаты по инерции (практически не прикладывая особых усилий), потому что никак не мог прийти в себя от дикого изумления, а затем, сообразив, что с ним приключилось, он проигнорировал, казалось бы, неотразимый выпад деда, крутанулся по-особому и, оказавшись позади старика, приложил свой меч к его горлу и сказал: